Роман, начало модернизма
(1930-1945)
Долгое время,
начиная с середины XIX в
литературе Квебека господствовал роман, который питался историческими сюжетами
и был верен почвенническим идеалам. Можно сказать, что к двадцатым годам ХХ
века этот жанр достиг своего апогея, что касается стиля и точности
воспроизведения исторических реалий. Кстати сказать, сейчас, сто лет спустя,
интерес к историческому роману вернулся и в этом жанре работают многие
квебекские писатели. Но, всему своё время. Мы же теперь будем говорить об
оригинальных произведениях, которые теперь почитаются классикой квебекской
литературы: «Мено – лесосплавщик» (1937) Феликса-Антуана Савара, «Тридцать
акров» (1938) Рэнге, «Пришлец» (1945) и «Мари-Дидас» (1947), связанные между
собой романы Жермэн Гевремон.
Конечно, эти
романы появились не на пустом месте. В конце XIX века роман служил в основном двум целям: развлечь
и воспитать. Жозеф Марметт, например, преуспел в написании приключенческих
романов с исторической подоплекой, а в романах Лоры Конан или Алоние де Лестер
использовались исторические факты для того, чтобы преподать религиозный урок
морали или патриотизма. Счастливым исключением был Робер де Рокебрюн, чьи
романы были в своём роде новаторскими. Об этом авторе хочется поговорить
отдельно, как о предтече классических романов. Квебекские литературоведы
выделяют трёх авторов, называя их «предтечей»: де Рокебрюн, Дерозье и Гриньон.
Но Гриньона (особенно его роман «Человек и его грех» (1933)) я лично почитаю
среди классиков квебекской литературы.
Робер де Рокебрюн
(1889-1978), подобно многим квебекским интеллектуалам начал свою активную
творческую жизнь во Франции, где он прожил двадцать лет (1919-1939), где
опубликовал свои первые романы «Красные одежды» (1923), «От океана до океана»
(1924), «Дамы Маршан» (1927).
Он работал
архивариусом в канадских архивах в Париже и, разумеется, досконально знал
историю Канады, о чём свидетельствуют его романы. Впрочем, знать и уметь
рассказать – вещи не всегда сочетающиеся. Присмотримся к самому известному
роману Робера де Рокебрюна «Красные одежды».
Фоном – события
1837 года, которые обычно называют «восстанием Патриотов», хотя речь скорее
идёт о «сопротивлении», если принять во внимание «92 резолюции» Папино,
призванные помочь преодолеть политический кризис и установить «настоящую
демократию» в Нижней Канаде. История же романа строится вокруг фигуры Генриетты
де Тавене, девушки 19 лет, чей отец в большой дружбе с англичанами. Она же
всецело на стороне Патриотов. Английский солдат, лейтенант Фенвик, влюблён в
Генриетту, но она не отвечает ему взаимностью. У неё есть подруга, дочь генерала
Колборна, Лилиан, за которой ухаживают
два канадских француза: Д’Армонгорри (он состоит в английской армии, но
перейдёт на сторону Патриотов и будет расстрелян) и Жером де Тавене, брат
Генриетты. Всё это довольно избитый мотив, многожды повторенный в литературе
Квебека: любовь между французской канадкой и англичанином разбивается о
межнациональный конфликт.
Де Рокебрюн
описывает сражение под Сен-Дени, в котором победу одержали Патриоты, и сражение
под Сен-Шарлем, где они были разбиты. Ему угодно видеть в действиях Патриотов
желание создать республику по типу американской, чем завоевание независимости.
Де Рокебрюн прекрасно показывает, почему франко-канадская аристократия и
католические священники оказались на стороне англичан. Он описывает и нерешительность,
косность крестьянства, которое не спешило стать на сторону повстанцев.
Множество
исторических персонажей составляют исторический фон: лорд Госфорд
представлен старательным и ответственным
английским политиком, симпатизирующим франко-канадцам, генерал же Колборн
описывается одержимым желанием задушить восстание. Рядом с этими англичанами –
Папино, Нельсон, Лоримье, Шенье, Альдиман... но мы их видим мельком, они
оказываются в тени англичан. Есть ещё старый адвокат Кормье и его слуга Котино
(эти персонажи вероятнее всего выдуманы, во всяком случая эти фамилии не
фигурируют в доступных мне исторических документах): первый будет убит в
сражении под Сен-Шарлем, второй станет одним из 12 повешенных в 1838 году,
среди которых будет и упомянутый выше Шевалье де Лоримье, чьё «Завещание» вошло
в анналы истории и литературы Квебека.
Современник
Робера де Рокебрюна и тоже очень интересный писатель и литературный критик
Жан-Шарль Харвей в своих «Критических страницах»(1926) так отозвался о романе
«Красные одежды»:
«... (роман)
обладает ясностью, строгостью и непредвзятостью исторического произведения, но
ему, увы, не хватает воображения, тепла, чувства, красок и продуманной интриги,
всего, что составляет ткань повествования в романе».
С этим мнением
трудно не согласиться, хотя книга читается легко, но поверхностно, не
затрагивая читательских чувств. Рокебрюн, очевидно, хотел избегнуть клише
исторических романов с их слишком откровенным патриотизмом и очевидной любовной
интригой и потому лишил свой роман даже той малой, минимальной эмоциональности,
без которой невозможна литература. Герои романа очерчены приблизительно, даже
главная героиня нарисована схематично. Непредвзятость де Рокебрюна обернулась
схематичностью. Колборн – «злой англичанин», а губернатор Госфорд и молодой
лейтенант Фенвик – очень даже симпатичны. То же можно сказать и о
франко-канадских персонажах. Только Генриетта де Тавене действует сообразно,
отвергая любовь Фенвика и признаваясь себе в том, что любила его, когда
лейтенант уже погиб.
Но как историческое
повествование роман заслуживает внимания: связь событий, замыслы Патриотов,
отказ аристократии и церковников поддержать восстание, батальные сцены. Жаль
только , что повествование прерывается как-то вдруг, оставляя Патриотов, и тех,
кому удалось бежать, и тех, кого повесили, как если бы больше не о чем было и
говорить...
В качестве
иллюстрации – один фрагмент из последней главы, когда бунт уже подавлен. До
этих событий лейтенант Д’Армонгорри и лейтенант Фенвик были друзьями, а
Генриетта и Лилиан были неразлучны.
Месьё де Таверне, укрыв пледом колени, читал у окна в
салоне. Закатное солнце освещало его белую голову и книгу. Постепенно в комнате
становилось сумеречно. Генриетта подняла глаза: ветви деревьев с уже набухшими
почками стучали в окно. Начиналась весна 1838 года.
Старик задремал над книгой, она выскользнула из его рук и
открытой упала на ковёр. Генриета машинально прочитала название наверху
страницы: «Подражание Христу» и следом «и всему бывает конец, и конец всему –
смерть; жизнь человеческая проходит как тень.»
Кто-то вошёл в салон. Генриетта узнала старейшего из
слуг, живших в мануаре Сен-Матиас. Он неуверенно остановился на пороге. Он
сделал знак госпоже, показав конверт в руке. Мадемуазель де Таверне поднялась.
Взяв письмо, она поднялась в свою спальню.
В этой комнате было ещё светло от вечернего неба. Вдали
над заливом Шамбли светились жемчужные апрельские облака. Полуразрушенные
кирпичные стены форта Пончантрэн розово отражались в воде. Длинные строения
казарм занимали центральную часть пейзажа. Генриетта села возле окна и
принялась читать:
« Моя дорогая Генриетта,
Я знаю, что мне не надо бы вам писать. Столько всего
разделяет нас. Но разве могу я забыть нашу прежнюю дружбу? Мне приходится
только сожалеть, что она перестала быть такой крепкой. Но мы можем по крайней
мере противостоять злому року, разъединяющему нас. Как мне хотелось бы найти
утешение на вашем плече, знать, что вы рядом! Увы, Генриетта, у меня едва
достаёт сил и решимости сообщить вам о том, что произошло. Передавая бумаге эти
события, я испытываю ужасное чувство, но знайте, что брат ваш хотя бы жив и
здоров. Его приговорили к пожизненной ссылке на Бермуды вместе с многими из Патриотов...
Других сослали в Австралию. Но иных, Генриетта, приговорили к смерте. И приговор
уже приведён в исполнение. Все приняли смерть геройски. Среди них был и слуга
нотариуса Кормье, о котором вы спрашивали, Котино. Надо ли вам назвать
остальных? Многих вы, возможно, знали. Тогда помолитесь за Лоримье, Хинделанга,
Кардинала и их сотоварищей.
Лейтенант Д’Армонгорри был расстрелян... это произошло в
монреальской тюрьме. Позвольте мне не входить в подробности. Впрочем, я почти
ничего не знаю о его последних минутах. Мне остаётся только горько оплакивать
его кончину...
Сколько людей умерло ради идеи! Я знаю, Генриетта, что они
все – настоящие герои вашей отчизны. Я думаю о них с уважением и жалостью, но я
не могу не думать и о тех, кто отдали свои жизни, защищая интересы Англии. Я
думаю о лейтенанте Фенвике...»
Мадемуазель де Таверне закрыла глаза. Письмо от Лилианы
Колборн дрожало в её пальцах. Она прошептала: лейтенант Фенвик.
И перед её глазами встали картины совсем недавнего
прошлого: серая масса дома Дебарч, плывущий запах пороха, разломанные вещи за
квадратом окна в спальне, раздирающий сухой звук ружей, офицер в красной одежде
вдруг встал во весь рость посреди сада и как будто нарочно подставлял свою
грудь под пули, ожидая, что чья-то ярость ударит его...
Но она отогнала это видение. Другие картины, гораздо
более нежные представились ей. Она почувствовала на своей руке осторожное
касание юных, целомудренных губ...
- Лейтенант Фенвик!
Вдруг точно что-то полыхнуло между её висками. Веки
задрожали, как у спящего, когда его озаряют ярким пламенем. Она закрыла лицо
руками, ей показалось, что пальцы коснулись лица незнакомой ей женщины. Она
взглянула в зеркало. Что-то изменилось в ней, она не узнавала своего взгляда.
- Я любила его, - прошептала она.
Она подумала, что любовь – самое неподвластное воле
чувство. И вместе с этим чувством в её душу вошло сожаление. Любовь показалось
ей чем-то опасным, предательским, загадочным, как глубокие полыньи во льду на
реке в январе, но охватившее её сожаление было нежным, и порождало глухую боль;
так узнают о смерти близкого человека. Эта запоздалая боль поднялась в ней,
заполонила её всю.
Это была скорбь по несостоявшейся любви и уже далёкая;
она носила траур уже несколько недель. Люди, увидев её, спрашивали друг друга,
по ком она носит траурную чёрную ленту и
вуаль, они искали среди Патриотов тайного жениха, которого оплакивает
мадемуазель де Таверне.
Мне хотелось бы
предложить ещё один фрагмент из этого романа, касающийся истории Патриотов.
Свечи в канделябрах над камином мерцали и отражаясь в
бокалах придавале салону ещё более похоронный вид.
Десять мужчин собрались здесь; стоя или сидя в креслах
они вполголоса переговаривались между собой. Синеватый дым поднимался от их
трубок и сигар и тянулся к теплу камина. Всякий раз, когда слышался стук от
входной двери, разговоры смолкали. Вошёл ещё один человек, пожал всем руки, с
каждым перебросился парой фраз, затем отошёл в угол с Кормье. Кормье то и дело
посматривал на часы. Этот жест, нервый и машинальный, выдавал его
озабоченность.
Наконец, в десять часов, он вышел на середину комнаты,
обвёл взглядом своих гостей и сказал торжественно: «Месьё, все в сборе». Затем
он повернулся к человеку высокого роста, который, стоя возле печки, сушил
подмётки своих сапог:
- Папинó, вам слово...
Все шевельнулись, поворачиваясь к нему. Все разговоры
моментально смолкли. Кто-то выбил трубку
о каблук. Папино повернулся к собранию. Свет от свечей упал на его лицо. Его
черты, чётко прорисованные светом и тенью, были величественно глубоки. Ни одной плавной линии не было в этой
каменной маске, за которой сверкали вдохновенные глаза. Лоб казался ещё выше
из-за зачёсанных назад волос. Тонкий рот со слегка опущенными уголками казался
надменным под внушительным подвижным носом. Худоба лица придавала всей его
фигуре выражение силы и уверенности. Он не снял пальто и оттого в его движениях
было что-то театральное, точно он был задрапирован в тогу. Всё собрание
обратилось во внимание и слух.
- Месьё, - проговорил он неспешно, - это очень хорошо,
что мы смогли собраться ещё раз этим вечером. Нам необходимо согласовать наши
действия до того, как мы примем окончательное решение. И это наше собрание тем
более важно, что оно будет последним...
Другой автор, о
котором мне хотелось бы поговорить до того, как мы перейдём к произведениям
классиков квебекской литературы этого периода, - Лео-Поль Дерозье.
Дерозье
(1896-1967) был достойным учеником Лионеля Гру. Подобно де Рокебрюну он был не
самой заметной фигурой в литературе Квебека, хотя его романы принимались
критикой благосклонно. Он долгое время заведовал муниципальной библиотекой
Монреаля, которая потом стала Центральной библиотекой – импозантное здание с
колоннами напротив парка Луи-Ипполита Лафонтена[1].
Лео-Поль Дерозье писал исторические и приключенческие романа. Габриэль Руа[2]
отзывалась о Дерозье, как о «нашем Фениморе Купере»! Критики видели в нём
последователя Луи Эмона... но, давайте по порядку.
Сперва коротко о
первом романе Дерозье «Север-Юг» (1931)
Бертье, 1849.
Восстание Патриотов подавлено и о нём в романе уже не вспоминают. Тем более,
что речь идёт о далёком селе, расположенном на северном берегу озера Сен-Пьер,
довольно далеко от мест восстания.
Две старинные
семьи франко-канадцев, Дуэры и Ореи, живут рядом. Земли, на которых поселились
их предки, не слишком богати и урожаи ничтожны. Все более плодородные участки
уже разобраны. Младшее поколение не понимает, что ему делать на родной земле
(ситуация вполне почвенническая). Ипполит Дуэр не знает, как помочь своим
сыновьям встать на ноги в таких условиях. Решение, с его точки зрения, может
быть только одно – осваивать земли, расположенные северней, расчищать лес у
подножия Лорантидских гор. Что же касается Максима Орея, то у него дела обстоят
ещё хуже; его земли настолько бедны, что на сколько-нибудь сносные урожаи
расчитывать не приходится. Его дилема – идти на север или стать батраком. Ни
то, ни другое не может прельстить, и то, и другое сулит немыслимые трудности.
Узкая полоса плодородной земли вдоль реки Сен-Лоран перенаселена, даже батраки
никому не нужны.
После Завоевания установился относительный порядок, и за
десяток лет эта плодовитая раса, подобно приливу, расселилась вплоть до
Лорантид, которые прежде казались такими далёкими. Церковные приходы стали
полны, леса отступили повсюду. Поселенцы расчищали место для себя, раздвигали
границы владений, ставили новы межи.
Но сыновья и дочери рождались в уже переполненных домах!
В каждом доме было по двенадцать, пятнадцать, а то и восемнадцать детей. Отцы и
матери жили вместе с детьми и внуками. Приходилось перестраивать дома,
разделять комнаты перегородками, пристраивать новые, строить рядом ещё и ещё.
И народу становилось всё больше, как воды в озере без
истока. Между Лорантидами и рекой в долине шириной не более четырёх вёрст народ
начал задыхаться от перенаселения, доходы подали, подступала нищета.
Но настоящие
герои романа не отцы, а Винсен и Жозефа, сын Дуэра и дочь Орея. Винсену 25 лет
и он уже уезжал на заработки, работая на компанию «СевероЗапад» лесорубом, он
валил лес севернее Гатино. Ему пришлось по вкусу путешествовать. Этим летом он
остался в Бертье, чтобы лечить болезнь, полученную во время прошло поездки. Тем
не менее, ему нравится Жозефа Орея, к которой липнут все парни в округе. Жозефе
он тоже нравится. Дерозье рассказывает их небольшую любовную историю,
начавшуюся прошлым летом.
Они оба нанялись
на сенокос в соседнее поместье. Каждый день они работали вместе. Их родители и
друзья думали, что Винсен и Жозефа созданы друг для друга. Но для Винсена,
смышлёного малого, который оказался бродягой в душе, всё не так просто. Его
раздирает желание путешествовать, хоть за золотом в Калифорнию (о золотой
лихорадке он узнал из газеты). Ему и его приятелям такая перспектива ближе, чем
тяжкий труд по освоению более северных земель. Жозефа понимает это и потому не
находит себе места. Её будущее во многом зависит от решения, которое примет
Винсен, но она решает не вмешиваться в выбор Винсена. Лето проходит, а он всё
никак не решит, что же ему делать, уехать или остаться.
Винсен остался в стороне. То, что он увидел[3], глубого
взволновало его. Уж лучше бы он не видел, не слышал. Но зачарованный, как олень
на берегу озера, который смотрит на медленно догорающий закат и не в силах
сдвинуться с места. Но какая повязка на глазах, какая вата в ушах могли позволить
ему остановить своё воображение? Снова услышал он пение сирен, сулящее ему
невиданные приключения. Он слышал призыв людей, живущих под небом свободы,
бродяг и охотников, как индейцы. Он был похож на полного сил жеребца, которого
взяла под уздцы очень крепкая рука; он не мог успокоить нервную дрожь, не мог
сладить с томлением в мышцах. Те мужики были такими же, как он, река мощно
несла свои воды, бледно-голубая дорога звала его, призывала к себе, дальше, ещё
дальше, вглубь Америки. Она вела через леса, мимо гор, разливалась озёрами. Она
обещала открыть новые земли, далёкие, неведомые страны, маня и дразня его
любопытство.
Осенью папаша
Орей продал свою землю и отправился на север начать новую жизнь, осваивать
более плодородный участок: валить лес, корчевать пни, строить жильё... Винсен
сопровождает его: это позволит ему узнать жизнь, которая ждёт его, если он
решит жениться на Жозефе и пустить корни... Нет, не по душе ему такая жизнь!
Жаль расставаться с Жозефой, новости из Калифорнии не такие уж радужные, но он
всё равно решает уехать. С ним уедут два его младших брата и ещё несколько
друзей. Жозефа принесена в жертву, ей придётся разделить судьбу переселенцев...
Читая этот роман,
невольно вспоминаешь роман «Пришлец» Жермены Гевремон, опубликованный четырнадцатью
годами позже. Та же дилема: остаться, выбрав женщину, или опять довериться
дороге. Жозефа или Анжелина с одной стороны, зов великих пространств с другой.
Забавно, что действие романа «Север-Юг»
Дерозье происходит на северном берегу озера Сен-Пьер, а действие
«Пришлеца» Гевремон - на южном. Роман Дерозье уже говорит о проблеме исхода
крестьянства из деревень, о тысячах людей, которые решали искать счастья в
Америке, то, о чём намекал только Луи Эмон в своём роман «Мария Шапделен», и о
чём достаточно ясно сказал Аделяр Дюгре в романе «Канадская подруга» (1925) и
ещё определённей Рэнге в своих «Тридцати акрах». Отметим особо в романе
«Север-Юг» работу Дерозья в качестве документалиста: устройство поместий,
газета «Минерва», полевые работы, сплав леса, колонизация северных земель,
сенокос, изготовление обувы... Интересный с исторической и этнографической
точек зрения роман.
Но более известен
его роман «Наёмные из Гран-Портаж» (1938), действие которого разворачивается в
начале XIX века. Три компании
борются за право владеть монополией на торговлю пушниной на севере Квебека.
Компания «Гудзонов залив» - английская, и её офис находится в одноименном
городке, две другие «СевероЗапад» и «XZ» - франко-канадские с центром в Монреале. В истории четыре части и
речь идёт о Николя Монтур, человеке, которой ради карьеры наплевал на все
принципы.
1. Наёмные из
Гран-Портажа.Николя Монтур
нанялся в компанию «СевероЗапад», хотя не имел достаточных физических данных для
далёких переходов. Отправлялись из Лашина. Десять человек под водительством
«рабаски» - бригадира лодки. Другая видная фигура в лодке – рулевой, но Монтур
начал с «середины», простым весельником. Но, пока добрались до места, он уже
занял пост на носу лодки в качестве бригадира, устранив возможных конкурентов,
в том числе Луизона Тюрена, рулевого. Этот честный малый будет постоянным
противником Монтура на протяжении всего романа. В Гран-Портаж, городке, который
был основным перевалочным пунктом и местом торговли пушниной с индейцами и
белыми зверобоями, Монтур становится главой экспедиции. За его особые
«качества» руководство доверило ему вести войну с компанией «XZ». Первая часть заканчивается описаниями тягот
пути и способов выживания в условиях близких к военным.
2.
Большое Рабское озеро Из форта Чипевьан экспедиция, собрав провизию, отправилась в форт
Провиданс, куда она доберётся только к середине октября, чтобы поддержать
представителя компании «СевероЗапад», который оказался слишком слаб, с точки
зрения компании, и не сумел противостоять козням компании «XZ». Белые охотники и индейцы смекнули, что
могут получить выгоду от столкновения интересов двух компаний. Тщеславный и
себялюбивый Монтур нашёл способ избавиться от этого представителя и самому
занять его место. Более того, ему удалось поставить на колени своих конкурентов
самым бесчестным образом – сняв их силки и не дав им заготовить провизию на
зиму. Таким образом они вынуждены были покинуть факторию, уступив монополию
компании «СевероЗапад».
3.
Саскачеван Монтур был
чрезвычайно горд своей хитростью и весной следующего года прибыл в Гран Портаж,
чтобы подняться ещё выше. И ему удалось получить пост в Вермийоне, в провинции
Саскачеван. Там он применил другую стратегию. Он организовал большой праздник,
пригласив на него представителей компаний «XZ» и «Гудзонов Залив». Тем временем индейцы,
которых он нанял, сожгли фактории этих компаний и инсценировали нападение на
факторию компании Монтура. При этом все заготовленные пушнину обеих конкурирующих
компаний перешли во владение Монтура. Он вернулся в Гран Портаж с большим
барышом и получил очередное повышение по службе.
4.
Река Красная Монтуру
было обещано, что он станет акционером компании, если выполнит два поручения:
перевезти пушнину из южных областей Саскачевана, где свирепствуют индейцы Сиу,
и сделать так, чтобы Луизон Тюрен подписал ещё один контракт с компанией
«СевероЗапад».
Сиу жёстко контролируют свою территорию. Они не опускаются до положения
заложников белых, добывая им бобровые шкурки; они предпочитают следовать за
бесчисленными стадами бизонов, которые проходят по их территории. Монтур
подбивает племя Сотеров выступить против Сиу, он спаивает индейцев, втирается в
доверие, он даже женится на дочери вождя племени и в конце концов добивается
своего. Но Тюрена уговорить ему не удаётся. Образец порядочности, Тюрен не
склоняется на лесть, не уступает шантажу, его ценят индейцы. Нет, Тюрен хочет
вернуться в Нижнюю Канаду и не желает более иметь дело с пушным промыслом. С
добытыми шкурками они отправляются обратно в Гран Портаж. А наутро индейцы Сиу
истребляют пьяных Сотеров.
Половину
из порученного ему Монтур выполнил и настоял на том, чтобы ему отдали часть
акций компании. Но тут умер глава компании «XZ» и Монтуру удалось объединить обе компании, чтобы
противостоять более мощной английской компании «Гудозонов Залив».
Этот роман –
история бесовски хитрого и беспринципного человека, циничного сверх меры более,
чем история путешествий. Это конечно же исторический роман, но и одновременно
роман психологический. Кроме того он написан в настоящем времени, что умаляет
историческую ценность его, но делает более понятным главного персонажа. Дерозье
отнюдь не воспевает пушной промысел и далёкие путешествия, но показывает тяжкий
труд трапёров, показывает, как белые обращались с индейцами, как спаивали они
их, а их дочерей толкали на путь проституции. Общее впечатление от романа
довольно угнетающее: «настоящие канадцы» оказываются мерзавцами каких мало, а
образ положительного Тюрена очерчен не настолько выпукло, чтобы сгладить это
впечатление. Но написан роман настолько живо, что читать его просто
удовольствие.
Вот небольшой отрывок из романа:
В бочонки на девять галлонов охотники-промысловики
залили в воду четыре или пять пинт спирта для племени Чёрных Ног, шесть пинт
для Кри и Асинибуанов, семь или восемь для Сотеров. Индейцы этого племент
прежде остальных встретились с белыми и больше остальных пристрастились к
алкогольным напиткам. На севере Нижней Канады время общения аборигенов с белыми
определяется градусом и количеством потребляемого ими спиртного.
Пьют все, всё племя. Оно
погрузилось в это адское зелье, секрет которого был явлен Монтуру ещё в форте
Вермийон. Племена Рабаски напиваются и впадают в тоску. Племена прерий пьют
более сдержанно. Но оргии Сотеров совершенно дьявольские. В ночи раздаются
крики, улюлюканья, какие-то животные, трубные звуки. Бесчинства совершаются со
вселенским размахом в кровавых приступах безумия. Нет предела страстям любви и
мести. Убийства и насилия – стали самым обычным делом. «Это не я, это всё это
зелье!» - так привычно оправдывают себя индейцы.
[1] Не надо путать его с известным
французским басенником; квебекский Лафонтен был политиком, который не примкнул
к Патриотам, был умерен, получил должность Генерального прокурора, а затем
и Премьер министра Нижней Канады
(1842-1843 и 1848-1851)
[2] Мы будем говорить отдельно и очень
подробно о Габриэль Руа, потому что она – бесспорный классик квебекской
литературы послевоенного периода
[3] Он увидел, как спускают плоты по
реке
No comments:
Post a Comment