Устное народное творчество в Квебеке
Многие
могут быть удивлены тем фактом, что мы ставим в один ряд устную традицию
и литературу. Между тем, в Квебеке социальные условия сложились таким образом,
что именно устная традиция послужила мостом, соединившим робкие литературные
начала (записки путешественников и реляции иезуитов) и становление самобытной
литературы Квебека в девятнадцатом веке. Почти сто лет с момента завоевания
Новой Франции британской короной в 1760 литература Квебека была подобна углям
под пеплом. Устная традиция и была тем потоком воздуха, который не даёт углям
угаснуть.
Тут уместно было
бы вспомнить рапорт Дюрхама и его ставшую знаменитой фразу «народ без истории и
без литературы» по отношению к населению Квебека, что, разумеется, возмутило
тогдашних франкоязычных интеллектуалов. Вслед этому рапорту были составлены и
объёмная «История Канады» (Франсуа-Кзавье Гарно) и «Национальный Репертуар»
(Джеймс Хьюстон);последний собрал около трёхсот текстов, свидетельство
интеллектуальной и литературной жизни в Квебеке. Но всё же главным в этом
периоде следует считать устную традицию, учитывая, что из 150 тысяч
франкоязычных жителей Нижней Канады в начале 19 века читать и писать умели
только четыре тысячи.
Что ж
удивительного, что литература этого времени стала преимущественно устной. Тем
не менее, именно в легендах, песнях и сказках вылепился национальный характер:
гордый и весёлый, гостеприимный, уверенный в себе, любящий жизнь и упорно
держащийся за свою независимость вопреки всем попыткам британцев его
ассимилировать.
Часто говорят,
что французский язык в Канаде выжил благодаря церкви, которая стала
единственной «французской» формой правления, параллельной системой, не
зависящей от британской политики, но и не противостоящей оной. Случилось это
потому, что французская элита, дворянство и купечество, в большинстве своём
уехала обратно во Францию. Армия, как таковая, перестала существовать. Вот и
получилось, что монахи оказались необходимы для английской администрации, ведь
они своими проповедями могли предотвратить социальные бунты, но в обмен церковь
получила всё, что касалось идеологии: вера и язык общения. И действительно,
церковь занималась образованием и врачеванием, решала социальные вопросы и
морально поддерживала население. Католическая франкоязычная церковь стала
настолько влиятельной силой, что порой распоряжалась судьбами семей, как если
бы каждая семья была её вотчиной.
Разумеется, такое
чрезмерное влияние церкви не могло не отразиться в устных рассказах. Вот,
например, сказка, высмеивающая ленивого и туповатого кюре, одна из двадцати
тысяч, которые были собраны специальными этнографическими экспедициями среди
франкоязычного населения Канады и Америки в начале и середине ХХ века. Эта
сказка была записана Жаком Лабреком в 1946 году со слов Жозефа Готье в
Сен-Ирене (Шарлевуа). Мы уже упоминали о Жаке Лабреке прежде и от всего сердца
рекомендуем послушать, как он начитывает собранные им сказки.
ТРИ ДЕВИЦЫ,
КОТОРЫЕ ЗВЯКАЛИ
Как-то раз был
один важный господин, у которого было три дочери. Был четверг, он сказал им:
«Дочери мои, мы с вашей мамашей поедем прогуляться, а вы останетесь
присматривать за домом. Взрослые уже, справитесь».
Те говорят:
«Езжайте!»
А дело такое, что
те девицы уж были на выданье. Были у них свои кавалеры. Только отец с матушкой
за порог, те кавалеры, значит, на порог.
Затеяли вечерять,
сидели уже долго, часов до девяти, до половины десятого. Кавалеры те собрались
уж уходить, а девицы им : «Не уходите!»
- Чего так?
- Да так,
ложитесь с нами!
- О, - те
говорят, - как же можно!
- Да уж, -
говорят им девицы, - можно, можно.
Так и порешили.
Спали они вместе. А наутро, пятница же была, первая пятница месяца, ну, так
надо было идтить на исповедь. Пошли, подошли к исповедальне.
Младшая из
сестёр, задумчивая вся, говорит, мол, сёстры, как же я скажу, что спала со
своим хахалем, что-то мне скажет кюре, вот горести!
Те ей говорят:
- Дурашка, чего
те говорить, что ты с ним спала.
Скажи, что ты звякала.
- Вот дела, и то
верно. Звякала и всё тут.
Старшая пошла
первая на исповедь. Призналась, что «звякала». Кюре ничего в этой истории не
понял, дал ей отпущение и отпустил на все стороны.
Средняя то же.
Как вошла, так и говорит:
- Каюсь, святой
отец, что звякала я!
Тот опять ничего
не понял, что она такое говорит, а только разбираться не стал, отпустил ей
грехи и послал молиться.
Настал черёд
младшей исповедаться. Она и говорит, мол, звякала я!
- Что это за
напасть? С чего это нынче утром все только и звякают. Что это значит? Говори,
как это ты звякала?
- Значит, спала я
со своим хахалем!
- А!
И стал её кюре
пропесочивать. Слыханное ли дело, до свадьбы-то! И во искупление греха сказал
ей всем кланяться до земли, упадая на колени и произнося «Богородицу[1]».
Делать нечего,
вышла младшая из девиц, а на скамье перед исповедальней сидит старуха совсем
беззубая, ждёт своей очереди. Девица ей в ноги с молитвой.
- Чевой это с
тобой, душенька, чевой это ты делашь?
- Искупаю грех
мой.
- А в чём грех
твой, - старуха любопытствует.
- А в том, что
звякала я!
- Чевой то? Что ж
это значит-то?
- А то, что
пёрнула я в церкви!
- Боже мой! –
восклицает старуха, - А ведь и я тоже, даже три раза! Вот как случается, и ведь
грех же!
Пошла старуха на
исповедь да и говорит, мол, звякала я, святой отец.
- Как! И ты! в
твои-то годы! И как же ты думаешь, будешь ещё звякать?!
- Тьфу ты, тьфу
ты, тьфу ты, тьфу ты! Звякала и буду звякать, сколько мне вздумается! Я хозяйка
своей жопе!
Народные сказки
были связаны со зверями, другие были совершенно фантастические, а были и просто
зубоскальные, на бытовые темы, как та, что мы привели выше.
Отметим отдельно
работу двух выдающихся фольклористов Квебека – Мариуса Барбо и Люка Лакурсьера.
Первый основывался на материалах, собранных Эрнестом Ганьоном в 1860-х годах и
опубликованных им в сборнике «Народная песня в Канаде». Барбо первым стал
использовать фонограф в методичном сборе материалов, касающихся устной традиции
в Квебеке. Второй, Лакурсьер, возглавлял группу учёных Лавальского университета
и создал то, что теперь именуется Архивом Фольклора. Мы даже не подозревали, какое
там собрано богатство. Традицию сбора устных свидетельств продолжает сейчас
«музей живой памяти»: http://www.memoirevivante.org/
Вообще же сказок
самого разного рода в Квебеке великое множество. Вот, например, душераздирающий
рассказ о синем кабане, который бродит по окрестностям Сагне. Говорят, что
грабители на корабле пробирались по реке на север, чтобы укрыть золото, взятое
из Квебекского банка. Экипаж разделился на два клана, которые готовы были
передушить друг друга. Так и вышло. Последний из выживших, подыхая от холода и
голода, упрятав надёжно свою добычу, криком кричал, что ни один человек не
сможет найти его золото. Говорят, что синий кабан – это воплощение ненависти и
отчаяния; он бродит южнее озера Кеногами, следя за тем, чтобы никто не проник в
места, где спрятано сокровище. Кое-кто божится, что собственными глазами видел
это бешеное чудовище.
Рассказывают о
монстре из озера Мемфремагог в Эстри. Индейцы, жившие вдоль берегов этого
озера, никогда в нём не купались, потому что боялись, что монстр сожрёт их
живьём. А было так: один индеец в гневе убил свою скво и выбросил труп в озеро.
Тогда монстр впервые отведал человечины и, сожрав труп убиенной женщины,
отправился на поиски других жертв. Он нашёл индейца, убившего свою жену. Тот
ещё не успел причалить к берегу, как монстр проглотил его.
С тех пор на
озере часто наблюдают движение волн, которое создаётся змеевидным телом
огромного зверя, живущего в глубине.
Рассказывают ещё
о жёлтом карлике, живущем на островах архипелага Мадлэн. Он является только
девушкам на выданье. Говорят, что он уже много веков ищет ту, что согласилась
бы стать его женой, но ему отказывают, поэтому он нападает на них, насилует, а
иногда и убивает. С ним вместе живёт существо, напоминающее льва.
Жёлтый карлик
ростом с пятилетнего ребёнка, кожа у него золотистая и такого же цвета у него
зубы и когти. Ступни у него широкие, с перепонками. Нос длинный, а острые уши
такие же, что у ирландских гномов-фарфаде.
Женщины, которые
видели жёлтого карлика, рассказывают, что из своей бороды он делает обручальное
кольцо, обещая той, что выйдет за него замуж все сокровища земли; говорят, что
он лично знаком с королём рудников в Анатолии, что он богаче всех арабских
шейхов вместе взятых.
Как он очутился
на островах Мадлэн, откуда он взялся – никто не знает. Но единственный способ
избавиться от него – это спросить, почему у него такая кожа. Тогда он уходит,
ворча и фыркая.
Вообще же в
описании страшилищ жители Квебека изрядно преуспели. Вот, например, как
выглядят водяные: эти маленькие бестии ростом с ребёнка двух лет; их легко
узнать по единственному глазу, как у циклопов, в середине лба. У них вздутый
живот, похожий на огромный спелый помидор, разумеется, лягушачьи лапы, плоские
и с перепонками. Иногда они носят красный колпак грубой вязки. Они с лёгкостью
перемещаются во тьме благодаря свету, исходящему из их глаза, как если бы это
был карманный фонарик.
Неизвестно
почему, но эти ночные жители обожают лошадей. На исходе дня водяные, которых
называют и «домовыми», проникают в конюшни, чтобы заплести хвосты лучших
лошадей и влезть по хвосту на круп лошади. Потом они заплетают им гриву.
Держась за косы лошадей, чтобы не упасть, они отправляются на ночную прогулку.
Перед рассветом домовые возвращают лошадей в стойла, в благодарность тщательно
чистят скакунов и с первыми лучами солнца домовые исчезают. Но лошади,
утомлённые прогулкой, зачастую отказываются работать. Чтобы избавиться от
напасти, крестьяне, живущие по берегам реки Святого Лаврентия, делают так. Они
ставят чашу с овсом или рисом возле стойла так, чтобы сами домовые или лошади,
если начнут им заплетать хвосты, опрокинули её. Тогда, чтобы не оставить и
малейшего следа их пребывания в конюшне, домовые станут по зёрнышку собирать
овёс или рис в чашу. А это занимает много времени. Если то же происходит ещё
два раза, домовые покидают эту конюшню, чтобы найти себе другую. Ещё можно
поставить на крыше конюшни флюгер в виде скачущей лошади. Тогда домовые тоже
оставляют лошадей в покое.
Рассказывают
также о колдунье Маргарите, огромной бабище, которая когда-то жила в Эстри,
высоченная, с задницей такой, что просто пивная бочка, с ручищами обожжёнными
солнцем и кулаками, которые валят с ног любого. Глаза у неё хитрые и злые, а на
языке чудовищные ругательства. Зимой и летом ходит она в холщовой рубахе и в
слишком длинной юбке. На голове – широченная соломенная шляпа. Но самое
удивительное то, что её повсюду сопровождал огромный чёрный бык, за что она и
получила прозвище Марго-бык.
Бык этот не иначе
был порождением ада, потому что часто видели его будто охваченным огнём. Если
он проходил сосновым лесом – лес тут же вспыхивал. Если кто осмеливался сказать
что-то против его хозяйки, тут же рога его загорались, а сам он пускался в
дикий пляс, взрывая копытами землю на глубину пяти локтей.
А сирены реки
Святого Лаврентия! А злые гномы, селившиеся по берегам великой реки, А Джеки
Мистигри! Эти полулюди-полуолени-полузмеи-получёртечто! Мерзейшие существа,
которые могут быть покрыты перьями или чешуёй, с восемью ногами, как пауки. А
вонючие – спасу нет.
Счастливцы,
которым удалось избежать когтей мистигри, жалуются, что с тех самых пор по
ночам их мучат кошмары, в которых злобные твари предаются своим бесовским,
бесстыдным танцам.
Интересно, что
церковь смотрела на эти россказни сквозь пальцы. Возможно, что даже поощряла
их, потому что часто мольба или святой крест спасали несчастных, попавших в
беду. Правда, среди святых крестов попадались и кресты прОклятые, о чём
говорит, например, легенда о прОклятом кресте в Козапсале. Он и по сей день
стоит недалеко от деревни Козапсаль, что в Гаспези, большой деревянный крест,
возле которого совершались ритуальные жертвоприношения, целью которых было
вызвать из потустороннего мира самого Сатану.
Утверждают, что в
былые времена кто угодно мог вызвать силы зла, стоило только прийти к этому кресту ночью с живой чёрной курицей в
мешке. Надо было стать у подножия креста, взять курицу за лапы и держать её
головой вниз, потом рассечь её надвое одним ударом, чтоб курица не успела
закудахтать. Затем надо было выпить её крови и тогда перед глазами безумца
вставала мрачная тень, которая зловещим тоном предлагала сделать всё, что ни
пожелаешь в обмен на душу.
Известно, что
многие жители Матапедии совершали этот ритуал, преследуя самые разные цели. Кто
жаждал богатства, кто хотел исцелиться, иные мечтали завоевать любой ценой
любовь своего избранника или своей избранницы, кто-то стремился к власти, но
чаще всего это были люди отчаявшиеся, хотя были среди них и нечестивцы.
В тёмные ночи
вокруг этого креста ведьмы устраивают свои шабаши, духи убиенных витают вокруг,
слышны стоны и крики. Знающие люди заклинают проезжих и любопытствующих не
ходить к этому кресту, не искушать судьбу, но люди часто легкомыслены и думают,
что всё это досужие домыслы.
Легенды чаще
всего основываются на реальных фактах. Вот, что рассказывали индейцы и что
поняли из этих рассказов переселенцы французы.
Есть на реке
Святого Лаврентия остров, между Лё Бик и Сен-Фабьен, где ещё и сегодня можно
услышать пение и рокот барабанов сотен индейцев из рода микмаков и малеситов,
которых в былые времена истребили ирокезы. Легенда говорит, что однажды, после
необыкновенно удачной охоты, эти два племени договорились отпраздновать это
событие на острове, который был на пол-пути между ними. Когда началось
пиршенство, когда начались пляски, на них напали кровожадные ирокезы. В ужасе
миролюбивые семьи микмаков и малеситов бежали вглубь острова, где укрылись в
большом гроте. Но преследователи вскоре нашли их и истребили всех до единого. В
этом гроте – великое множество костей несчастных жертв. Говорят, что в стенах
грота прячутся призраки. Они ждут, когда ещё придут ирокезы, чтобы отомстить
им. Любопытствующим лучше держаться подальше от этих мест, особенно, если в их
жилах есть хоть капля ирокезской крови. А остов этот французы так и прозвали –
остров Побоища.
В других местах
Квебека – свои легенды. Вот очень красивая легенда о том, почему главная река в
Мориси река Святого Мориса в истоке прямая, а к устью всё более и более
извилистая:
Были времена,
когда индейцы, как птицы, прятались, чувствуя приближение смерти. Старый
охотник атикамек, живший в районе Ла Тюк, решил уединиться и остановился у
озера в тени горы, поставил свой вигвам, устелил пол хвойными ветками. Вид
озера напомнил ему славную рыбалку, когда он выуживал серебристую форель. Вид
горы пробудил в нём воспоминания о том, как гнал он оленя и лося, как ставил
силки на зайца. И стало ему грустно, что больше не будет он странствовать по
этой благодатной земле в поисках дичи, что никогда больше не удастся проявить
своё охотничье мастерство.
И он спрашивал
себя: «Почему великий Маниту не может дать мне ещё немного времени, чтобы
насладиться в последний раз всей прелестью окружавшей его природы?»
И случилось так,
что великан Виндиго услышал его мысли, он явился перед ним и сказал:
«Все говорят, что
я страшный и злой, потому что я выше деревьев и сильнее тысячи людей. Но я душу
только тех, кто этого заслуживают; им я могу раздробить кости и свернуть шею.
Но я знаю, что ты всегда вёл праведную жизнь. И я могу дать тебе отсрочку на
несколько дней или недель, чтобы ты кое-что сделал для меня, что не потребует
от тебя больших усилий, потому что я знаю, что дни твои сочтены.
Спусти на воду
своё каноэ, направь его в сторону солнца и греби к горе. Когда подплывёшь, она
расступится и пропустит тебя. Ты будешь плыть с потоком воды всё дальше и
дальше, пока не встретишь великую реку. Ты заметишь, что, приближаясь к великой
реке, долина расступится вширь. Тебе посчастливится увидеть большие просторы до
того, как ты умрёшь. Ведь ты желал именно этого? Торопись же, пока я не
передумал. Счастливого пути!»
Старый индеец
очень обрадовался неожиданному подарку. Он всё сделал так, как ему велел
Виндиго. Он направился в южную сторону и гора перед ним расступилась. Вода
текла по долине и несла счастливого охотника, который во все глаза смотрел на
развёртывавшиеся перед ним пейзажи.
Шли дни и старый
охотник стал чувствовать приближение великой реки. Беспокойство поселилось в
его сердце, ведь он знал, что умрёт, как только достигнет он большой воды. Тогда
он решил схитрить, чтобы замедлить ход своего каноэ. Он стал грести то в одну
сторону, то в другую, желая выиграть время и насладиться всё новыми пейзажами.
И тут поток его реки разделился на три рукава. Индеец воззвал к Виндиго,
спрашивая у него совета, но великан молчал. Пришлось индейцу выбрать наудачу.
Он выбрал правый рукав, течение подхватило его каноэ. Там, где рукав сливался с
великой рекой был обширный водоворот. Он закружил лодочку индейца, сначала
медленно, но потом всё быстрее, пока она не исчезла из виду, погрузившись на
дно.
Вот как возникла
река святого Мориса, в начале гордая и прямая, а затем всё более извилистая и
нерешительная. Она хранит память о старом индейце атикамеке и о великане
Виндиго.
Заканчивая наш
рассказ о легендах и сказках Квебека, мы хотели бы указать на тот факт, что
устная традиция в Квебеке никогда не прерывалась, она просвечивает в текстах
квебекских авторов. Мы упоминали уже отца и сына де Гаспе, Луи Фрешетта, Оноре
Бограна, которые часто обращались в своём творчестве к фольклору. Мы называли
современных авторов, Клода Дюбуа и Фреда Пелерана. Среди классиков квебкеской
литературы мы отметим особо Жака Феррона и его сестру Мадлэн Феррон, Ива Терьо
и Мишеля Трамбле, которые в своём творчестве не раз использовали мотивы легенд
и сказок. Но обо всех этих авторах мы поговорим отдельно.
Пока, вне нашего
внимания оказались народные песни. Мы постараемся восполнить этот пробел в
следующем номере Квебекских Тетрадей.
