Saturday 7 September 2019

Антологии квебеекской литературы - 61 - Рина Ланье

Рина Ланье

(1910-1997)


Можно ли сравнивать двух писателей? Можно ли, например, сказать, что Рина Ланье проигрывает Анн Эбер как писательница? Вероятно, я могу сказать, что мне больше нравится тот или иной писатель, что он мне «ближе по духу», но ведь и это дикость. Как вообще мы относимся к поэтам и писателям? Чувствуем ли мы, что это люди иного мира, иного измерения? Чувствуем ли мы, что они – люди, а не только тексты, собранные в книги? Хотим ли мы знать больше о самих писателях или нам достаточно текстов?
А тут вот ещё вопрос: надо ли учитывать, читая тексты, при каких обстоятельствах они были написаны. Может ли это служить оправданием автору? Надо ли видеть перспективу творчества, когда меняется стиль, меняется восприятие мира или же текст может быть самодостаточен?
Более того, вопрос становится всё более глобальным: надо ли изучать литературу в школе или  достаточно только знать о существовании «какой-то там литературы»? из принципа – кому захочется, сам всё узнает, прочитает и поймёт. Гугл ему в помощь!
Мы рассматриваем теперь интересный период в истории литературы Квебека: предвоенные и военные годы. Мы выделили этот период, такой короткий, всего 15 лет, потому что именно в это время были написаны главные произведения почвенничества и тогда же началась «модернизация» квебекской литературы (как всегда с запозданием, но это и совершенно нормально, учитывая особенности развития квебекского общества). Мы начали с поэзии, потому что это наиболее подвижная часть литературы, наиболее восприимчивая к новым тенденциям. Литературоведы Квебека говорят о «большой четвёрке» поэтов, включая в неё Алэна Гранбуа, Гектора (Эктора) Сен-Дени Гарно, Анн Эбер и ... Рину Ланье.
Если первые три автора действительно на слуху, то Рина Ланье держится как бы в стороне, в тени... она не модернист (хотя и модернист), но, по мнению критиков, всю четвёрку объединяет то, что было названо «поэзией одиночества», и Рина Ланье всех более, это уже на мой взгляд, отвечает этому определению.
Но давайте начнём по порядку, начнём с биографии поэта. С маленького городка Сен-Грегуар д’Ибервиль, где в 1910 году в семье преуспевающего коммерсанта родилась Рина Ланье. В семье, кроме Рины, было ещё 14 детей, из которых 9 прожили не больше года, а ещё двое умерли не дожив до 20. Можно себе представить эту череду рождений и смертей, можно вообразить, как этот пунктир повлиял на девочку-подростка.
Начальная школа в конгрегации Нотр-Дам в Сен-Жан-сюр-Ришельё, престижное учебное заведение, куда был доступ далеко не всем. Об этом периоде своей жизни Рина вспоминает так:
«... были библиотеки. Был также торговец канцелярскими товарами, в магазине которого были и книги на продажу. Похоже, что он не знал о существовании Индекса[1] или делал вид, что не знал. Но у этого книготорговца кто угодно, даже подростки 12 лет, могли купить, что угодно. (...) Это была моя сокровищница, там я находила бесценные книги и антологии поэзии. Наверно, я была единственная в этом городке, кого мог заинтересовать этот товар. Никто у нас не говорил о поэзии и мой интерес к ней был моим секретом. В нём не было ничего стыдного, наоборот, он был моей радостью.»
Потом семья переезжает в Монреаль, где Рина заканчивает колледж Маргерит-Буржуа. А дальше – это тоже интересно, со своей старшей и самой близкой по духу сестрой Альдой она отправляется на год в Англию, чтобы продолжить своё образование в Палас Гейт, в Эксетере, в монастыре сестёр Введения в Храм Богородицы (своего рода медицинский колледж с религиозной подоплекой).
По возращении в Монреаль случилось ей серьёзно заболеть. Мононуклеоз, два года болезни – это много, за это время она перестала думать о медицине, а уже серьёзно обратила свои взоры к литературе. Как следствие – Монреальский университет, в 1931 году – диплом, специализация во французской литературе (одним из её профессоров был знаменитый Домбровский, которого не надо путать с персонажем романа Даниила Гранина Ярославом Домбровским), через год – другой диплом, специализация в английской литературе. В 1933 году она получает степень бакалавра, но на этом её учёба не закончилась. Надо заметить, что в то время высшее образование у женщин было редкостью и не особо приветствовалось[2]. Однако в 1939 году она получит диплом библиотекаря[3], написав дипломную работу о творчестве Виктора Барбо, одного из основателей франко-канадской Академии, членом которой Рина Ланье станет уже в 1947 году. В числе «академиков» были и всем известный Лионель Гру, Филипп Паннетон, известный под псевдонимом Рэнге (о нём будет отдельный разговор в одном из ближайших выпусков КТ), и наши недавние знакомые Робер Шокетт и Алэн Гранбуа, а ещё Мари-Клэр Давлюи (к сожалению историки литературы так мало говорят о литературе для детей и юношества, а Мари-Клэр Давлюи замечательно умела сочетать приключенческие пассажи в исторических романах и воспитательные моменты в своих произведениях, написанных для подростков)...
Интересен ещё и тот факт, что  в начале своего творчества Рина Ланье не думала всерьёз о поэзии. Её больше интересовала драматургия и об этом мы ещё поговорим, когда речь зайдёт о театре, а это большая тема и ей мы посвятим не один номер наших Квебекских Тетрадей. Но теперь нас интересует только один сборник стихов Рины Ланье, который относится к рассматриваемому нами периоду. Эта была первая и, надо признать, не самая сильная книга стихов поэтессы.
 Многие литературоведы считают, что это ещё не вполне та Рина Ланье, творчество которой общество франко-канадских поэтов при поддержке франко-канадской Академии выдвинет на соискание Нобелевской премии по литературе в 1975 году.
Итак, сборник стихов Рины Ланье «Образы и Проза» (1941), изданный в Сен-Жан-сюр-Ришельё, её родном городе. Рине уже 31 год. Через тридцать лет, в 1970 году, сборник будет переиздан там же и без никаких изменений, что случается не часто. Я даже думаю, что сама Рина могла и не знать об этом переиздании, если она продала свои авторские права в 1941 году, что возможно. К 1970 году она стала одним из самых известных поэтов Квебека, нет ничего удивительного в том, что издательство решило подзаработать на этой публикации, тем более, что Рине Ланье в этом году исполнялось 60 лет. Круглая дата и всё такое прочее.
В сборнике две части. Вторая часть – длинная поэма религиозного содержания «Крестный путь». Мне не хотелось бы задерживаться на ней, но только пару слов о композиции – четырнадцать остановок, иллюстраций страстей Христа, в которых главное – движение, темы восхождения, нисхождения, прохождения сквозь, темы блуждания, странствия, кочевничества, мотивы дорог, троп, пустынь, караванов, паломничества. Все эти духовные размышления молодой поэтессы вероятно очень и очень понравились церковным критикам, которые превознесли сборник до небес. Но на мой взгляд гораздо интересней первая часть, о которой мы поговорим более подробно.
Большую четвёрку поэтов этого периода называют ещё поэтами одиночества. И действительно, в творчестве Рины Ланье легко найти те же ощущения замкнутости, самозапретов, бессилия, отгороженности. В сборнике Ланье «Образы и Проза», особенно в первой его части, и нет ничего другого.
Одиночество поэта не вынужденное, наоборот, она сама требует этого одиночества:
Оставьте мне мою дорогу, что огибает
ваши дома и счастливые ваши селения,
(...) моё нисхожденье, где лишь для меня
            расцветает огромный лазоревый цвет,
что вы называете небом...

Трудно сказать, действительно ли она этого хочет. Сидя у окна она ждёт, и кто знает, возвращения ли возлюбленного или просто, когда прийдёт стихотворение, низойдёт вдохновение, так сказать:
Прозрачный взгляд из окна
            туда, где проходят источники слёз,
Где раскачиваются облака,
            плывущие в никуда;
Эти квадраты света,
            эти оттенки прошедших времён
Лучше, чем любой витраж,
расскажут о радости дней Творенья

И сложность, неудобность её позиции становятся ближе и ясней: она не может окончательно задушить любовный порыв:
Бывают вечера, когда сердце ползёт к нёму,
Когда одиночества столько, что даже тени одной
Его любви довольно, чтобы успокоить сердце...

И вопрос, которым задаётся Рина Ланье, один единственный: найдёт ли она душевный покой?
Сердце моё рассуждает
Точно свободный лес (...)
Вернутся ли мудрые дни
Без любви...

Сожаления, сомнения терзают её, ей кажется, что только духовность может избавить её от этих мытарств:
Как видится далёко, выйдя в поле.
Под вечер снег искрится голубой,
Я так люблю, что Бог даёт нам щедро,
Хоть этот снег, хоть этот вот простор.

Похоже, что отрезая себя от реального, она только усиливает ощущение одиночества, которое становится её тюрьмой.
Зачем искать чудес далёких,
Сегодня хочешь чуда, завтра – рай,
В зерне пшеницы больше счастья
Земного и больше таинства любви.

Но она знает, что ей надо порвать эти путы (в том числе и духовности, и желания творчества), которые мешают ей освободиться, как понималось это католическим мистицизмом :
Между Вами и мной – западня моей истовой страсти;
Жизнь моя – это дерево с множеством веток желаний,
На которых томится голубка, дрожит всею плотью.
Если б только могла я свою иступлённую душу
Вызволить из силков, я б взлетела ... мой взмах в бесконечность
О, Господь, разорви мои путы.

Чего стоит жизнь, даже устремлённая к духовности, если она не озаряет мира вокруг?
Остров счастливый, на нём, увы,
Гаснут сполохи радужных птиц,
Зачем я открыла его...

А дерево без птиц, зачем оно?
Его листья ещё умеют петь под пальцами ветра,
Но, нарушив молчанье, убивают и песню ... и птиц.

Но, может быть, лучше вернуться в реальный мир? Оставить все эти надуманные построения, вроде:
Слово, изгнавшее людей из Рая,
Связало навеки их с землёй...

То же относится и к её обращениию к возлюбленному (тут мы позволим себе привести стихотворение полностью):

Дом


Вернись... ты ошибся, связав свою жизнь
и желанья свои с велением города;
я жду, без огня в очаге, без свечки в окне,
в погасших стёклах моих, в замутившихся стёклах
трещины от молчанья, от тишины;
вернись, дом пустой всё равно, что ракушка пустая,
грусть её наполняет, не в силах наполнить;
разве забыл ты ритм колыбели, похожий
на ритм сенокоса, когда ветер гнёт траву к земле?
прелесть дней, проведённых в поле,
мягкое сопротивление стебелька,
который дрожит, когда его тянут из земли?
а взглят твой полётный приятней был мне,
чем даже взмах птичьих крыльев;
ничто не исчезло, ни злато пшеницы,
ни звёздочка счастья твоего, вот только
шагов твоих звук...
я посылаю тебе навстречу запахи флоксов
и растерянное блеянье ягнят;
я закрыл глаза на бегство твоё,
я храню одиночество за закрытыми ставнями.
Вот и ветер... и если, внезапным порывом
он пробудит меня среди ночи моей,
значит где-то вдали угадывается чёрточка
зари твоего возвращенья.

Как хотите, а мне кажется, что это стихотворение абсолютно почвенническое. Конечно, верлибр, конечно, модернизм своего рода, но по духу – привязанность к родному дому, к сельскохозяйственным работам, всё это на фоне католического мирочувствования – однозначно – почвенничество.
И наконец, венчая эти усилия по преодолению сомнений, сожалений, возвращаясь всё к тем же вопросам, двигаясь вперёд и всякий раз возвращаясь, Рина Ланье осознаёт, что всё же лучше держаться идеалов, которые она сама для себя выбрала (искусство и духовность):
Счастливы думы, медленно вынашиваемые в поэзии...
Птица со «сломанными крыльями» всё же надеется, что она окажется в чутких руках Птицелова:
Он вознесёт тебя так высоко,
Что ты не увидишь уже узкий серпик земли.

Интересна история создания сборника «Образы и Проза»: фотограф Тави предложил ей написать стихи, исходя из его фотографий. Идея ей понравилась, она начала было осуществлять её, да не сложилось. Так бывает. Не всегда можно подогнать вдохновение под картинку. Но фотографии остались у неё и некоторое время спустя она вернулась к этой идее. Ей показалось, что можно воздействовать стихами на  восприятие фотографий и с помощью фотографий сделать более зримыми её стихи. Мы помним, что тем же приёмом пользовался Робер Шокетт, сочетая стихи с музыкальными произведениями. Синтез искусств – идея совершенно модернистская, которой последуют и многие другие, в том числе Алэн Гранбуа в 1944 году, чьи стихи проиллюстрирует Альфред Пеллан. Вместе с тем, подход Рины Ланье к стихам – почвеннический, как мы уже убедились на примере стихотворения «Дом».
Мне хотелось бы предложить вниманию читателей ещё несколько фрагментов из этого самого первого сборника стихов Рины Ланье, фрагменты, которые, на мой взгляд уже показывают творческих потенциал писательницы. Мы ещё вернёмся к её творчеству, когда будем говорить о следующем периоде в истории литературы Квебека и, особенно, о драматургии предвоенных и послевоенных лет.

Дерево в поле


Я думаю о дереве, обрызганном росой, о дереве, которое только что заря благословила... а с ним и птиц.
О дереве, по листьям которого пляшет дождь, с листка на листок... и тоже на птиц.
О дереве, наполненном светом, пространством, плодами и птицами тоже.
О дереве, восхищённом внезапным цветением снега... но где же птицы?


А следом – вот это стихотворение, в противовес иллюстрации :

Дерево на улице


Я думаю о дереве, которому отмерена его часть земли и неба... о дереве без птиц.
Его листья ещё умеют петь под пальцами ветра, но, нарушив молчание, убивают и песню... и птиц.
Оно ещё дарит тень, но никто не останавливает под этим мостом прохлады ... ни даже птицы.
Оно ещё играет со светом и сеет вокруг золотые монеты, но даже феи не соберут их... тем более птицы.

Вот стихотворение, которое волшебно передаёт мироощущение ребёнка:

Когда я была маленькой девочкой


Когда я была маленькой девочкой, я знала, что лето прячется за цветущим сарафаном весны, как жалящая пчела – в чашечке цветка;
я знала почему я рисовала насекомых похожими на цветы, а фрукты похожими на светила;
я знала оттенки воды на заре и тени от дерева с голубым хороводом фей;
я знала, почему сирень цветёт в мае у ног Богородицы; я угадывала все знаки Творения.
Когда я была маленькой девочкой, я удивлялась, что пыльцу цветов называли грязью, когда она прилипала к розам моих щёк;
я не знала, почему только моя кукла делит со мной очарование этой ягодой малины, настолько большой, что её можно надеть на мой большой палец;
я не понимала, почему мост моего воображения рушился под шагами взрослых;
я не догадывалась, почему детство – это королевство одиночества и счастья, я не знала в какой мере невинность близка к Истине...

 

Красота

 

Оставьте кувшинку озеру, оставьте поэту его одиночество;
Кувшинке не чужды ни луг, ни сад, поэт не выбирал для себя стези;
Даже если кувшинки купаются в воде красоты, корнями они остаются в грязи земли.
Капля воды... когда жаждут озеро целиком... стихотворение... когда ищут совершенной красоты...
Оставьте кувшинку переменчивой стихии озера, оставьте поэта на берегу переменчивых грёз...

Нетерпение



Слушай моё беспокойство, звучный призыв моего нетерпенья;
так же, как подвижная тень крыла волнует больше застывшей тени ночи;
так же, как немного текучей воды волнует больше, чем много разлитой воды;
я собираю воду, ускользающую из рук, капельки росы, катящиеся по травинкам, и струйку из слепого источника;
я возвращаю ей радость, которая не в том, чтобы надеяться, а в том, чтобы завоёвывать, не быть выпитой размякшими берегами, но бежать и увлекать за собой.
Слушай моё беспокойство, звучный призыв моего нетерпенья;
я несу на своём хребте свет, я разбиваю луну на острых камнях, звёздам даю воды из углублений спиралей;
я прорываюсь сквозь цветную картинку леса, я отбираю у него его песни, его молчанье;
я тку извилистые кружева пены, у меня нет времени ждать медленного благородства кувшинки;
я знаю свою жажду, ветер не может изменить моего бурного сердца и сбить меня с моего бешенного пути;
я бегу узнать, хотят ли глубины моря меня, как мне хочется их.

Рина Ланье часто упрекала критику за «религиозное» прочтение её творчества. Она многожды говорила, что она не мистик, даже если духовное чрезвычайно важно для неё. Мне же хотелось в этой статье ухватить общую композицию её книги, найти путеводную нить, нить Ариадны. Творчество Ланье, особенно в этот начальный период, герметично, замкнуто на себя, самодостаточно. Его приходится интерпретировать, оно не поддаётся простому прочтению, но в нём есть множество повторяющихся символов (птица, снег, дерево). Стихи только кажутся простыми, есть долготы (о них я не стал говорить и уж тем более – давать примеры этих долгот), связь между строками не всегда очевидна, а между строфами и подавно; множество образов собраны слишком тесно. И всё-таки этот сборник достоин не только упоминания, но и прочтения. Было бы здорово его переиздать ещё, потому что найти его на книжных полках букинистов практически невозможно, а в больших книжных магазинах тем более – нет спроса. Да и в библиотеках эта книга – редкость. Хорошо что есть межбиблиотечный обмен. Хорошо, что центральная библиотека теперь вплотную занялась нумеризацией старых книг и я переводил стихи в электронном монтаже, выполненном национальной библиотекой Квебека.
Конечно, я не могу утверждать, что сборник «Образы и проза» хорош во всех отношениях. Кое-какие стихи мне откровенно скучны. Рине Ланье не удалось вполне избавиться от тягомотины почвенничества, от патриотического романтизма, который к тридцатым годам ХХ века уже сошёл на нет. Но вместе с тем Рина Ланье задаётся вопросами, которые будут характерны для последующих поколений квебекских поэтов накануне и сразу после Тихой революции шестидесятых (об этом мы поговорим позже). А ещё, и это бесспорно, у Рины Ланье широкое дыхание, стих не умещается в строку, вырывается из строчек, становится вольней, смелей, прозаическое построение не только не умаляет достоинств её поэзии, оно возвышает её. В этом смысле Рина Ланье – модернистка, прямая продолжательница поэзии Сен-Дени Гарно, она оставила в стороне поэзию, воспринимаемую как песня, что было характерно для квебекской поэзии той поры и даже для ранних стихов Анн Эбер. Поэтому можно с лёгкостью утверждать, что в целом первый сборник стихов Рины Ланье безусловно модернистский, а доказать это утверждение и было моей целью.
(в тексте этой публикации использованы фотографии Тави, которые вдохновили Рину Ланье на написание многих стихотворений сборника "Образы и Проза")


[1] В Квебеке - список запрещённых католической цензурой книг
[2] Вот несколько цифр: первый колледж для девочек был создан в Монреале только в 1908 году. В 1941 году 94% учащихся католических школ в Квебеке заканчивали своё образование после шестого класса средней школы. Только 3.7% подростков старше 17 лет продолжали учёбу в высших учебных заведениях. Сколько среди них было девушек – трудно сказать, но очевидно, что Рина Ланье была счастливым исключением, за что она должно была благодарить папочку, преуспевающего коммерсанта.
[3] Ещё один любопытный факт из биографии Рины Ланье. Она ни одного дня не работала библиотекарем, хотя епископ Сен-Жана-сюр-Ришельё предлагал ей пост в епископальной библиотеке. Она отказалась, потому что её отец запретил ей работать задаром; и действительно, существовало правило, согласно которому девушка, живущая в доме своих родителей, не должна получать денежное вознаграждение за свою работу. В Квебеке до «Тихой революции» было много таких необычных «правил».

No comments:

Post a Comment