Альфред Дероше
(продолжение и
окончание)
Сити-Отель
Мы больше не
пойдём по нашим девочкам
Мешок заплечный, красная канадка[1]
И икры крепкие затиснуты в сапог,
Пьют «шантимэны»[2],
заливают впрок,
В Мальвине[3]
с этим явная нехватка.
Обычный бар, сквозь витражи украдкой
Скользит луч рыжий, бьёт наискосок
В никелированную стойку, где браток
Пьёт джин и плачет, на душе так гадко!
Бывалые гогочут во всю глотку,
Поют похабщину, народный б... фольклёр;
А наш браток от них отводит взор,
И представляет, глядя на красотку,
Что на афише, ту ещё работку,
Из шунера[4]
цедит тоску, как приговор.
В Квебеке на зимние месяцы многие
крестьяне и горожане, например, строители уходили на заработки в леса, на
лесоповал. Мало кто шёл на эту работу с лёгким сердцем. Обморожения, несчастные
случаи, работа наизнос... Альфреду Дероше это было даже слишком хорошо
известно, ведь он практически вырос на лесоповале.
Альфред Дероше
был заметной фигурой на литературном небосклоне Квебека, поэтому я продолжу
рассказ о нём, начатый в предыдущем номере «Квебекских Тетрадей», на этот раз
исходя из критического издания его сборника «В тени Орфорда» и предисловия к
нему Ришара Жигера из Шербрукского университета. Жигер посвятил более тридцати
лет исследованию творчества Альфреда Дероше и у нас есть все основания доверять
ему. К тому же предисловие к книге написано живо и увлекательно.
Я постараюсь
передать вкратце его содержание.
Во-первых, о происхождении
Дероше. Его отец был из лесорубов и охотников. В 1904 году, когда Альфреду,
последнему из детей Оноре Дероше, исполнилось три года, семья переехала из Сент-Ели-д’Орфорд,
Кантон де л’Ест, в Мансо, в округ Николе, где отец получил пост контр-мэтра на лесоповале
компании Савуа. Места это были глухие и не было даже школы, потому что не было
ещё и церкви. Поэтому Альфред в школу не ходил, но в четыре года уже читал и
писал, благодаря сестре, которой было в то время аж 13 лет!
В 1908 году семья
вернулась в Сент-Ели-д’Орфорд и четыре года Альфред ходил в начальную школу. Но
в 1913 году умер его отец и его мать решила переехать в Манчестер, в Новой
Англии. Там Альфред начал ходить в школу, но часто болел. Мать не смогла
устроить свою семейную жизнь в Манчестере и семья вернулась в в Квебек, в
Шербрук в 1915 году; четырнадцатилетнему Альфреду пришлось работать, чтобы
как-то помочь семье. Тут уж было не до учёбы.
Летом 1917 года
Дероше стал помощником отливщика на чугунно-литейном производстве. По соседству
с ним жили два студента из франсисканского колледжа. Они давали ему свои
учебники и Альфред учился по ним до поступления в колледж в сентябре 1918. Проучился он там три года и отличился в
латинском стихосложении, во французском и английском языках, в декламации, за
что получил соответствующие награды. В этом колледже началась его литературная
жизнь. Дероше был самоучкой в литературе, но зато он хорошо знал жизнь крестьян
и рабочих, селян и горожан.
После колледжа, с
1921 по 1925 годы, он кем только не был: рабочим на лесопильне, намотчиком нити
на мануфактуре, служащим в скобяном магазине, но всё это время он продолжал
сочинять стихи. Одновременно он сотрудничает с газетой «Трибуна» и публикует
там стихи, пока его не пригласили сотрудничать, сперва наборщиком, корректором,
затем журналистом, о чём мы уже говорили в предыдущем номере «Квебекских
Тетрадей».
В 1929 году
Дероше поведал в письме Эмилю Кодерру о том, как в 1922 году он уже мечтал
издать свой сборник стихов:
«Вы даже
представить себе не можете, вы, счастливцы, которые получили полное
образование, каких трудов стоило мне, невежде, написать что-то сколько-нибудь
читабельное. Я совершенно не знал правил композиции, моими «мэтрами» (...) были
местные фельетонисты.»
Хорошо, когда
есть деньги и можно опубликоваться за свой счёт, надеясь, что тебя заметят, что
переиздание даст возможность подготовить другой сборник... Хорошо надеяться,
что можно прожить литературой. Но Дероше глядел на мир глазами реалиста. Он мог
оценить свой талант, сравнивая свои стихи со стихами известных поэтов,
классиков и своих современников. У него не было комплекса неполноценности.
Тогда на что он мог надеяться? Например, на серьёзную литературную премию,
которая открыла бы ему двери редакций. В то время весьма активной была
Католическая Ассоциация Канадской Молодёжи (КАКМ), которая устраивала ежегодный
конкурс, в котором могли участвовать молодые люди, написавшие, как минимум, 800
поэтических строк. Премия – сто долларов (по тем временам – хорошие деньги, на
которые можно было опубликовать сборник стихов, который, если продастся, размышлял
Альфред Дероше, принесёт небольшой доход и позволит больший тираж).
Летом 1928 года
Дероше был уверен, что получит первый приз. Немыслимыми усилиями он составил
сборник, который должен был называться «Банальные вариации на банальные темы».
Поэтесса Алиса Лёмьё-Левек[5],
которая была дружна с Дероше, в своём письме предлагает ему поменять название
на «более поэтическое» и дать шутливый подзаголовок, если Альфреду так того
хочется. Тогда и возникает идея назвать сборник «Подношение безумным девам» с
подзаголовком «сонеты буржуазные и велеречивые». 150 экземпляров сборника
увидели свет в ноябре 1928 года в коллекции «Голубые Тетради» в Шербрукском
«Самиздате[6]»,
но без подзаголовка.
Дероше очень
расчитывал на эту премию КАКМ и не видел никого, кто мог бы соперничать с ним,
тем более, что в том же году он был избран вторым вице-президентом общества
франко-канадских поэтов в Квебеке. Но первый приз достался Еве Сенекаль за сборник
«Навстречу заре». Это был удар ниже пояса, хотя бы потому, что Дероше сам
правил рукопись поэтессы. Кроме того, её книга была опубликована в издательстве
«Трибуны» и с предисловием Луи-Филиппа Робиду, тогдашнего главного редактора
газеты. Ева была корреспонденткой «Трибуны» в Ла Патри, деревне в 55 километрах
от Шербрука, а Дероше уже заведовал спортивной рубрикой и был ответственным за
переписку с читателями, с 1928 года был ещё и редактором отдела рекламы.
19 апреля 1929
года, отвечая на письмо Дероше, в котором были перечислены члены жюри КАКМ :
Альбер Ферлан, Лионель Левейе, Поль Морэн, святой отец Ламарш и ещё один
служитель церкви. Луи Дантэн (тот самый, мэтр и покровитель Неллигана),
возмущённый тем, что среди жюри были люди совершенно не компетентные, писал:
«Вы с
литературной точки зрения вне всякого сомнения должны были получить эту премию.
Но я вам скажу, что причиной тому – ваша самобытность и ничего больше. Это
значит, что, если бы, например, Виктор Гюго участвовал в конкурсе вместе с монахиней
Мари-Сильвия, то приз достался бы ей! Не правда ли, что в художественном смысле
это – чудовищно!?»
Тогда же Дероше
пишет Симоне Рутье, которая тоже опубликовала свой сборник в 1928 году: «Луи
Дантэн, с которым я время от времени переписываюсь и который является своего
рода литературным консультантом для «Трибуны», сказал мне лично много лестного
о Вашем «Бессмертном подростке[7]»
и о моём «Подношении безумным девам». Он читал и манускрипт сборника,
получившего премию, и отозвался о нём очень дурно».
Понятно, что
Дероше очень и очень огорчён и даже оскорблён, но, слава Богу, он не замкнулся
в себе, не бросил писать. Можно даже сказать, что неполучение премии подвигло
его на составление его главного поэтического сборника «В тени Орфорда».
В январе 1929 года,
только полтора месяца после выхода «Подношения...» Дероше в письме к Алисе
Лёмьё уверяет, что в этом году обязательно получит премию КАКМ за свои
«почвеннические стихи», которые будут опубликованы в Библиотеке
Франко-Канадского общества. В письме к Симоне Рутье от 22 марта он пишет, что
участвовать в конкурсе на премию Давида он не станет, потому что это означало
бы просто выбросить десять экземпляров сборника, а будет участвовать снова в
конкурсе КАКМ с почвенническими стихами, потому что «это единственный жанр,
который в ходу в этой стране для всех, кто не желает прослыть богохульником,
сатиром или анти-канадцем».
Поговорим немного
о сборнике «В тени Орфорда[8]»,
который вышел столь же не коммерческим тиражом в 150 экземпляров, что и «Подношение
безумным девам».
В предисловии
Альфонс Дезиле[9] говорит,
что Дероше является самым крупным поэтом, продолжающим почвенническое
направление в литературе Квебека: «Книга, которую вы держите в руках, выражает
без всякого изыска и самым простым языком мысли, ещё довольно мрачные, но
основательные и живые десяти поколений земледельцев, накрепко связанных с
землёй».
Дероше разделил
сборник на восемь частей. Я постараюсь кратко рассказать о каждой из них.
«Романтические разочарования» - длинная
поэма, написанная александрийским стихом. Это история горожанина, которого
измучили шумы и дымы города, который однажды утром решил вернуться к труду
земледельца и стать таким, какими были до него поколения Дероше. Его цель –
восстановить связь с природой, с солнцем, «с папоротниками и с сеном, дышащим в
лицо».
«В тени Орфорда» - четырнадцать сонетов,
в которых говорится о работах на ферме, о смене времён года. Казалось бы –
ничего особенно оригинального, но сами по себе зарисовки Дероше легки, без
назидательности, без заимствований. Иные стихи просто великолепны: «Спят хлеба
на полях сном покойным, таким // Спит могучая зрелость и, может быть,
смерть...». Некоторые образы поражают своей смелостью: «Здесь воздух так
спрессован и тяжёл,// Что ветерок всё разбивает вдрызг»! или ещё: «И молотило
бьёт размерено и глухо, // Как если б молотило настающий день»!
«Я падший сын...» - самое известное
стихотворение Дероше, но о нём мы говорили в предыдущем номере «Квебекских
Тетрадей».
После
четырнадцати сонетов, посвящённых полевым работам, идут 14 сонетов, посвящённых
лесу, лесоповалу и лесосплаву. В сонете «Сити-Отель», которым мы открыли эту
тетрадь, говорится о том, как народ уходил на лесоповал, в предпоследнем – как
они возвращались (этот сонет мы разбирали в предыдущей тетради). Мне хотелось
бы указать на пару ошибок, допущенных в переводе М. Яснова последнего
стихотворения из цикла лесных сонетов Дероше, которое было опубликовано в
антологии «Поэты Квебека». На первый взгляд эти ошибки незначительны, но, если
приглядеться, они ставят стихотворение с ног на голову. Во-первых, Дероше
проводил время не среди стихов: «я время проводил среди моих стихов», а среди
лесорубов. Эта строчка низводит Дероше до уровня писаки-графомана, а он –
настоящий трудяга, в том числе и в поэзии. А заключительная строка – просто
вопиющая несправедливость: «Но, старый волк морской, он сел в лесах на мель //
И строил корабли ночами – из бутылок», т.е. был алкоголиком, не больше и не
меньше, тогда как у Дероше сказано, что трёхмачтовые суда он строил в бутылках,
такой народный промысел и в Квебеке практически в любой туристической лавке
можно не дорого приобрести такие «корабли в бутылке». Если бы не эти досадные
промахи, перевод можно было бы назвать очень даже хорошим.
«Гимн великому северному ветру» -
длинная поэма, эпическая, под стать «Падшему сыну...», более 150 строк,
написанных опять же александрийски стихом. Поэма широка, как страна Квебек; это
не только две более или менее освоенные полоски земли вдоль берегов Сен-Лорана
(реки Святого Лаврентия), воспетые поэтами-почвенниками, но и огромные северные
пространства, и горные цепи Лорантид и выше, вплоть до Гудзонова залива. Это и
люди, которые осваивают эти пространства, а северный ветер символизирует душу
квебекского народа, его американскую особенность в сравнении с французскими
кузенами:
«(...)О,Ветер,
унеси меня к далёким Высям,
Хочу Природы силу терпкую возвысить,
Вдаль, за широкий горизонта круг, и там мы
Вздохнём свободней, там нет городов с дымами!
Хочу уйти, чтоб спать средь белых пиков,
В постеле из снегов, в молчании великом,
Где только голос твой и яростный, и гневный,
Да волчий вой, голодный, но напевный.
Мороз и сон сомкнут мне крепко очи,
Я стану камнем, недвижим и прочен!
О, ты, скиталец вечный и бессмертный,
Мне будут нипочём все бури, грозы, ветры,
И распростившись с смертною душою,
Я позабуду, что песчинкой был простою
В часах песочных Вечности, однажды
Я обрету покой и ясности возжажду,
Когда заря войдёт в простор мой сокровенный,
Я отряхну снегов наряд мой белопенный,
Опять вдохну всей грудью горный воздух,
Его могущество войдёт в мой бедный остов,
Воспряну я, и голос обрету могучий,
И песнь моя взовьётся выше тучи,
В долину полетит, с бураном снежным споря,
Промчится над рекой и полетит до моря.
Гудеть заставлю я и пропасти, и фьорды...
О, Ветер северный, любовь моя и гордость!
Следом в сборнике
1930 года идёт ещё одна поэма «Летний
вечер»: 125 строк, пять частей, написанных разным размером. Открывается
поэма описанием идеальной природы. Потом появляется мерзкая жаба, которая
несколько очерняет первоначальную идилическую картину. Остальные три части
поэмы – философско-религиозные рассуждения о необходимости зла: «И рожь,
умирая, делает жизнь верней,// Страдая, как Вы, от зависти, от подлости
прожитых дней.»
И ещё одно
длинное стихотворение в 250 строк, опять александрийский стих. «Молитва» одного крутого парня, который
просит у Бога, чтоб тот «делил по справедливости» и «учитывал все
обстоятельства», которые вынуждали его грешить. Он напоминает Богу, что
происходит из «расы сильнейших среди сильных», из тех «разочарованых,
жестоковыйных», что он сам не должен быть всецело ответственным за всё, потому
что это Он, Бог, создал их такими «в стране блаженной, где земля состязается с
небом,//Кто мучительней сделает жизнь бедной плоти людской».
И залючают
сборник тринадцать стихотворений из предыдущего сборника Дероше «Подношение безумным девам». Интересно,
что в этой заключительной части сборника Дероше позволяет себе переиначить
католическую доктрину относительно «безумных дев», отдавая им предпочтение и
вступая в противоречие с Евангелием, которое их осуждает. Дероше осмеливается
говорить о сексуальном влечении, что было под запретом в литературе Квебека
того времени. В «Анжелюс[10]»
выражено плотское влечение любовника. Первоначально сонет так и назывался
«Стенание плоти»:
Кто вернёт нам негу ночи Сибариды,
Мирный вечер и постель из лепестков
Роз, и лепку тела, и сосцов,
Яркий пурпур, и июльские те иды.
Как малайцы крис бросают во врагов,
Мы желаниям своим у ног Киприды
Отдавались, как безумные пииты
Отдаются чарам собственных стихов.
Так древнейшие ваятели соборов
Из гранита возводили споро
Колоннады древних Сузы, Экбатаны,
Так и мы, желанием томимы, нежно
Плоть свою терзали неустанно,
Прах, который в прах вернётся неизбежно.
То же мы
прочитываем в стихотворении «Атавизм» - страсть варварского царя к пленённым
красавицам (sic! Во множественном числе, а царица его
перестала интересовать). И надо сказать, что для католика той поры это было
более чем смело.
Угрызения
совести, раскаяние сопровождает его всюду:
« И я, пустой бахвал, так
часто свой талант
Драпировал в слова, в багрец, скрывавшие мой грех
И всё моё добро – лишь богохульство
чувств...»
Дероше был большим поэтом. Его и до сих
пор ещё не вполне оценили даже в Квебеке, но абсолютно точно, что касается
поэтического мастерства, особого индивидуального видения, то он оставил далеко
позади и ЛёМэйя, и Лозо, и Ферлана, и Дезиле и многих и многих других. Очевидно
также, что он поставил точку в почвеннической поэзии Квебека. После него писать
о деревне, как было принято у почвенников, стало уже невозможно. Он настолько
расширил темы почвенников, что они перестали существовать, как таковые. Он
объял весь Квебек и, не читав Дероше, невозможно понять поэзии Гастона Мирона и
поэтов «Гексагона», но это уже прыжок в шестидесятые годы ХХ века, мы же
рассматриваем период до 1930 года.
Любопытно, что после этого сборника Дероше
«замолчал» надолго, а когда «заговорил» вновь, то выяснилось, что это «прежние»
стихи. Недаром он говорил, что поэт продуктивен в основном от 25 до 35 лет.
Длинная эпическая поэма «Возвращение Титуса» (1963) была начата около сорока
лет назад и так и осталась незавершённой. Её сравнивают с такой же огромной по
размаху и такой же незавершённой поэмой Октава Кремази «Прогулка трёх мертвецов».
«Возвращение Титуса» - широкая фреска о человеческом существовании,
впечатляющая историческая панорама, учёное исследование основных вех
европейской культуры. Дероше скромно замечает в письме к Жанин Беланже (которая
после пострига взяла себе имя Мари-Жозеф): «... мы не были такими уж отсталыми,
как теперь о нас думают молодые».
И всё же эта поэма не стала значительным
событием в литературной жизни Квебека и теперь она практически позабыта. Мало
кто вспоминает и о последнем сборнике Дероше «Élégies pour l'épouse en-allée». Когда я читал аннотацию к творчесту Дероше в антологии «Поэты
Квебека», меня зацепил странный перевод названия сборника, как если бы перевод
был сделан через Google, «Элегии для супруги на аллее», звучит просто дико! На какой аллее?
Что за бред? Разумеется, это «Элегии на
смерть супруги». Роз-Альма Бро скончалась в возрасте 63 лет в 1964 году в
Монреале. Она подарила Альфреду Дероше семерых детей и он был верен ей всю свою
жизнь. Дероше очень тосковал по Роз-Альма и вот в 1967 году он опубликовал ей
посвящённый сборник стихов. В том помогли ему дочь Клеманс и поэт Жерар Годэн,
будущий министр культуры в правительстве Рене Левека.
В сорока трёх элегиях звучат грусть и
отчаяние, боль и тоска, память о той, которой он остался верен.
Но это всё же совсем другая ипостась
поэта, о которой мы наверняка ещё не раз вспомним в другом контексте. А пока
подведём итог нашего экскурса в творчество Альфреда Дероше.
Первый тираж сборника, как мы уже сказали,
был всего 150 экземпляров, из которых 78 были отданы конкретным лицам: друзьям,
родственникам, тем, кто участвовал в подготовке сборника, писателям, критикам и
журналистам. Весьма разумный ход, чтобы заявить о себе. Первые отзывы о книге
появились во всё той же шербрукской «Трибуне» за подписями Артура Сидло, Альфонса
Дезиле, Эмиля Кодерра и Луи-Филиппа Робиду (теперь эти фамилии кое-что говорят
нашим читателям). В газете «Курьер Сент-Иасент» опубликовал свою заметку о Дероше
Гарри Бернар.
Аббат Сидло заявил, что он счастлив, что
поэт решил «воспеть канадские жизнь и природу», как он советовал Дероше после
появления «Подношения безумным девам» в 1928 году, потому что «именно в этом и
заключается истинный талант автора».
Альфонс Дезиле увидел в Дероше
«свидетельство мощного вдохновения, связанного с нашим фольклором, нашими
традициями, нашим прошлым» и поставил его в ряд «самых искренних, самых
впечатляющих поэтов-почвенников».
Эмиль Кодерр, поэт, известный в литературе
Квебека под псевдонимом Жан Нарраш, подчёркивал реализм, точность и
артистическую честность Дероше, который «пошёл дальше и вглубь» по сравнению с
его предшественниками, среди которых он выделял Дезиле, Потвэна, Чапмана и
Маршана (не самое лестное на мой взгляд сравнение, но, вероятно, в те годы эти
поэты считались сколько-нибудь значимыми). Кодерр говорил о «национальном
пробуждении», о «новой эстетике почвенничества», о том, что «надо научиться
любить и воспевать наши ценности».
Журналисты Робиду и Бернар отметили
искренность поэта и его самобытность.
Разумеется, это всё – общие слова,
заметки, написанные на скорую руку. Настоящие критически статьи и книги
появились позже. Мы отметим книгу Клода-Анри Гриньона «Тени и выкрики. Взгляд
на канадскую литературу», потому ещё, что Гриньон интересует нас ещё и как
автор, о котором мы будем говорить в ближайших номерах «Квебекских Тетрадей». В
статье о Дероше, которая начинается словами «Наконец пришёл Дероше...» Гриньон
говорит об эквилибре между реализмом и правдивостью поэзии автора «В тени
Орфорда», всем, что написано «черной краской» и конвенциональной красотой и
идеализацией земли, как было принято у почвенников. Гриньон называет Дероше
«великим мастеровым стиха», «создателем квебекской поэтической речи», а это воспринимается
им как «революция в литературе Квебека».
В этой связи мне представляется интересным
сонет L’ABATIS[11] из цикла сельских работ, переводом
которого я хотел бы завершить мой рассказ об Альфреде Дероше. На мой взгляд, в
этом стихотворении главное – предчувствие грозы. Поэтому я так и называл этот
сонет:
Предчувствие грозы
Стал воздух так спрессован и тяжёл,
Что лёгкий ветерок всё разбивает вдрызг,
Над вырубкою гарь, чадят костры,
Но слышен дух лесной, и он силён ещё.
Весь день парило... Там, полна дождём,
Ползёт по-над землёю туча, солнце скрыв.
Над пастбищем – горизонтальные бугры –
Мычание быков, как отдалённый гром.
И язычков огня короткий взлёт... Полны
Истомою порханья комаров; слышны
Из-за холма телеги скрип, возницы крик...
С короткой трубкою в зубах стоит селянин,
Спиною подперев амбара дверь, старик
Прислушивается, зевая: скоро ль грянет...
[5] Она получит премию Давида в 1929 году, но
в нашей Табели о Рангах она останется
«малым» поэтом.
[8] Я говорю о сборнике 1930 года издания. В 1993 году стараниями Ришара Жигера
вышло аннотированное издание двух сборников под одной крышкой и в нём порядок
размещения стихотворений несколько иной.
[9] Поэт-агроном, который с 1926 года работал в Министерстве сельского
хозяйства, заведуя отделом народных промыслов. Об этом поэте Камиль Руа сказал,
что Дезиле «проповедует культ наших славных людей, их простой и радостной жизни
на земле-хранительнице их простой и достойной истории». Понятно, почему Дероше
попросил этого поэта-почвенника написать предисловие к своему сборнику.
[11] Малый Робер, самый полный словарь французского языка даёт такое значение
этому слову: «(региональное, Канада) земля под посев, часть леса, вырубленного
полностью или частично, но ещё не выкорчеванного»
No comments:
Post a Comment