Tuesday 21 February 2017

Антологии квебекской литературы - 003 - Мария Воплощения



Marie de l’Incarnation / Мари Гийар (1599-1672)

 

Мари де л’Инкарнасьон  - почему бы и нет? Вот так, как в Википедии, чтобы не заморачиваться с переводом. Хотя, конечно, для русского уха, Мария Воплощения звучит гораздо приятней, чем это «–сьон». Тем более, что речь идёт о женщине, которую вёл по жизни Святой Дух, и Он сказал ей – вот страна, где ты должна жить, где Таинство общения с Богом ещё не ведомо местным жителям. Сама Мария Воплощения пишет об этом вот в каких выражениях:
« (...) Однажды, во время общей молитвы перед святейшим Таинством, когда я была на хорах, стояла, опершись на мой стул, дух мой был восхИщен в Господе и показана была мне ещё раз эта великая страна во всех подробностях, как было и в первый раз.
Тогда же Всевышний сказал мне сии слова: « Это – Канада, то, что ты видишь; тебе надо отправиться туда и основать там дом во имя Иисуса и Святой Девы Марии». Эти слова дали смысл и жизнь моей душе, которая в неизъяснимом умалении подчинилась настоянию бесконечного и восхитительного Таинства, а это дало мне возможность произнести смиренно: «О, Господь! Вы можете всё, я же – ничего. Прошу Вас, помогите мне, вот я пред Вами, готова к послушанию. Выразите во мне и через меня Вашу волю». И не было в том ни сомнений, ни других помыслов; ответ был мгновенный и в то мгновение душа моя слилась с Господом. И в этом любовном слиянии была его бесконечная Благодать и ласка такая, какую не в силах выразить человеческая речь, но которая даёт душе крепость и уверенность Добродетели. И не стало для меня иных стран, кроме Канады, все мои помыслы были обращены к стране Гуронов, куда я должна была отправиться, чтобы содействовать другим работникам Евангелия, будучи едина с Духом Святым Отца Предвечного, под водительством Святого Сердца Иисуса, дабы обратить к нему души человечьи. (...)»
Давайте поговорим об этой незаурядной женщине.
Её отец, Флорен Гийар, был булочником, что может быть прозаичней? Мать происходила из благородного рода Бабу де ла Бурдесьер, который был на хорошем счету у католической церкви. Что можно сказать о таком браке? Чего только не бывает. Однако, семеро детей – это тоже о чём-нибудь говорит. Все дети были воспитаны добрыми христианами. Но Мария отличалась особой набожностью. Она видела Бога во сне. Однажды, Он склонился над ней и спросил: «Хочешь быть со Мной?» Она, разумеется, ответила «да». Этот анекдот восходит к её семи годам. Всё, что происходило в церкви, очаровывало её. Она готова была целовать полы одежды священника.
И вместе с тем она была живой подвижной девочкой, сообразительной и обаятельной. К четырнадцати годам она уже готова была принять постриг и затвориться в монастыре, но родители решили иначе. Когда ей было 16, к ней посватался шёлковых дел мастер Клод Мартэн. В 17 она уже стояла под венцом, а в 19 неожиданно овдовела, оставшись с шестимесячным ребёнком на руках. Об этом периоде своей жизни она практически ничего не говорит в своих записях, но свекровь её ела поедом, денег было, как кот наплакал, а тут ещё дитя. Как быть? Мечта о монастыре вернулась к ней, но житейские обстоятельства ещё удерживали её в миру. Говорят, она души не чаяла в своём ребёночке. И вот она вернулась в отчий дом, где её стали готовить к повторному замужеству. Кандидатов хватало, но только она предпочла одиночество, запиралась в своей комнате на втором этаже и предавалась чтению религиозных книг.
И случилось чудо. Однажды прямо посреди улицы её посетило видение. Она увидела свою жизнь, всё, совершённые ею ошибки, всё предстало перед её взором в мельчайших подробностях. Она исповедалась в ближайшей церкви и вернулась домой преображённая. Она сама себя не узнавала. Случилось это 24 марта 1620 года. Ей было тогда всего двадцать лет.
Нужда заставила её начать работать на  мужа сестры. Он занимался извозом. Поначалу она вела домашнее хозяйство, работала на кухне и на конюшне, ухаживала за больными, присматривала за тем, чтобы работники, которые жили в доме, как это было принято в то время, а их было около трёх десятков, не богохульствовали во время обеда. У неё был дар общения, она легко завоёвывала доверие. Приняв обет безбрачия, бедности и послушания, она тем не менее устраивала выгодные сделки, договаривалась о ценах, наблюдала за поставками и умела постоять за себя и за интересы предприятия.
Но сердце её уже тогда было отдано Богу. Когда её сыну исполнилось восемь лет, она решила, что пора. Она готовила сына к разлуке с ней в течение трёх лет (он через какое-то время тоже станет монахом), и, наконец, 25 января 1631 года она оставила дом своего старика-отца, отдала сына на попечение сестры, в услужении у которой была одиннадцать лет, и стала послушницей в монастыре урсулинок в Туре. Как объяснить этот жест, я не знаю. Известно только, что сын, которому исполнилось двенадцать, подбил дружков, чтобы они поддержали его, когда он будет кричать перед воротами монастыря: «Отдайте мне мою мать!»
Суровое было время. Послушничество Марии Гийар закончилось в 1633 году, когда она стала монахиней, взяв себе имя Марии Воплощения. Вскоре она стала помощницей настоятельницы, наставницей послушниц, доктором теософии, но всё это время она чувствовала, что монастырь в Туре – только промежуточная станция. Затем последовал описанный выше эпизод и, по указанию Всевышнего, 4 мая 1639 года на корабле «Святой Иосиф» она, вместе с двумя компаньонками, отправилась в Новую Францию.
В «Свидетельстве  Марии Воплощения», изданном её сыном, Клодом Мартэном, её первым биографом, можно прочитать о её путешествии через океан, а вот как она описывает своё прибытие в Квебек:
« После стольких лишений и бурь, первого августа 1639 года мы прибыли в Квебек. Месьё Монмани, Правитель Новой Франции, выслал шлюпки нам навстречу, в них была свежая еда. Он встретил нас, все отцы-настоятели встречали нас, выказывая нам своё благоволение. Все жители были рады увидеть нас, все были праздничны, никто не вернулся к работе в тот день.
Первое, что мы сделали сойдя на берег – мы поцеловали землю, принимающую нас, где мы положим свои жизни на служение Господу и во спасение дикарей. Нас отвели в церковь, где торжественно было спето Te Deum[1], после чего месьё Правитель сопроводил нас в форт, чтобы выслушать новости и получить от нас сопроводительные письма, и он, и святые отцы оказали нам честь показать наши будущие пенаты.
Наутро, Преподобные отцы Вимон и Лё Жён, а также другие служители миссии отвели нас в Силлери, деревню дикарей, наших заблудших братьев. Там нам тоже была оказана величайшая милость: мы услышали, как они хвалят Бога на своём языке. Как же мы были рады оказаться среди этих достойных неофитов, которые тоже смотрели на нас во все глаза. Первый из этих христиан доверил нам свою дочь, а потом появились и другие дочери, французов и аборигенов, которые готовы были начать учёбу. Дом, который отвели нам временно, пока будет найдено лучшее место для нашего монастыря, стоял на берегу реки. В нём было довольно тесно: две маленькие комнаты, в которых мы должны были спать и где мы принимали наших милых дикарок. Мы же чувствовали себя на седьмом небе.
Этот маленький дом в скором времени стал госпиталем из-за эпидемии оспы, которая распространилась среди дикарок. У нас совершенно не было мебели и все постели были на полу. Их было столько, что нам приходилось переступать через больных. Три или четыре из наших подружек дикарок умерли. Но дух Божий дал моим сёстрам великое мужество, ни единая не отвратилась от бед и грязи дикарок. Сама Настоятельница была первой, кто ухаживал за больными, не чураясь никакой самой грязной работы. О! сколь чудесны наши душевные движения, если они направлены на помощь другим и на спасение их душ!»
Таким образом духовная, религиозная жизнь Марии Воплощения оказалась прочно связанной с историей Новой Франции. Эта женщина была полна идей, не только религиозного порядка, но и порядка экономического. Её интересовало буквально всё : добыча руды и производство соли, её коммерческая хватка позволила ей наладить экспорт китового жира, организовать фермерское хозяйство при монастыре. Она сама занималась бюджетом, сама платила рабочим, сама месила хлеб... Она вела обширную переписку. По некоторым подсчётам, она написала около тринадцати тысяч писем, а это не то же самое, что публикация в фейсбуке или на твитере. Её письма изобилуют подробностями быта, меткими замечаниями и глубокими наблюдениями. Среди её корреспондентов были и монах Клод, её сын. Её можно по праву назвать зачинательницей эпистолярного жанра в литературе Новой Франции. В архивах Квебека хранятся пять или шесть подлинных писем Марии Воплощения. Первый биограф Марии Воплощения Дом Клод Мартэн опубликовал 221 письмо. Очень многие из писем монахини пропали, исчезли бесследно, но записи в реестре Благодетелей ордена Урсулинок в Квебеке свидетельствуют о размахе эпистолярного наследия Марии Воплощения. Многие из её писем – настоящие трактаты о религиозной жизни в Квебеке и главы истории Новой Франции.
Вот письмо, написанное её сыну, монаху бенедиктианцу Клоду 06 ноября 1662 года. Я выбрал самое короткое, чтобы поместить его полностью и таким образом дать общее представление о композиции письма. Все прочие из опубликованных писем намного длиннее и подробней и заслуживают отдельного издания на русском языке.
« Мой дорогой сын,
Я говорила вам в одном из прошлых писем о тяжком испытании, одном из самых тяжёлых, которые выпали на мою долю – о враждебности ирокезов. Вот в чём оно состоит. В этой стране есть французы настолько жалкие и настолько не верящие в Бога, что из-за них мы теряем многих наших новых христиан. Они дают им крепкие напитки, вино и водку, обменивая их на бобровые шкуры. Эти напитки губят мужчин и женщин, детей и даже девушек. Потому что каждый сам себе хозяин, когда в хижине едят и пьют; но стоит им выпить, как они впадают в безумие. Они бегают голые, хватаются за оружие, их боятся и бегут все вокруг, днём ли, ночью ли, они мечутся по Квебеку и никто не в силах остановить их. Из-за этого случаются убийства, чудовищные, неслыханные по своей жестокости. Преподобные отцы делают всё возможное, чтобы предотвратить подобное, как среди французов, так и среди дикарей. Но пока все их усилия были тщетны. Когда наши дикарки, живущие вне монастыря, пришли на занятия, мы объяснили им, какое это зло и где они могут оказаться, если будут следовать примеру родителей; ни одна из них не вернулась в класс. Такова природа дикарей: они делают всё, что позволяет им вольность их нравов, пока они не окрепли в христианском духе. Один из вождей алгонкенов, примерный христианин, первый из крещённых в Канаде, жаловался нам, говоря: «Ононтио (это месьё Управитель) убивает нас, разрешая довать нам эти напитки». Мы ответили ему: «Скажи, чтобы он запретил это».
- Я ему уже говорил два раза, - продолжил он, - и тем не менее он не делает ничего. Попросите вы его, чтобы он вступился за нас. Может быть, он послушается вас.
Это совершенно невозможно, видеть все эти трагические события, порождаемые этим бесстыдным обменом. Его Святость монсеньор прелат делает всё, что в его силах, чтобы прекратить это безобразие, которое не много не мало разрушает христианскую веру и подрывает авторитет Церкви. Он использовал всё своё милостивое влияние, чтобы отвратить французов от этого порока, столь противного вере и пагубного для дикарей. Они же презрели его увещевания, поддерживаемые светскими законами, за которыми сила. Они отвечают ему, что повсюду напитки разрешены. Им отвечают, что в Новой Церкви, среди невежественных народов напитки эти должны быть запрещены, потому что видно, как мешают они распространению истинной веры и порядочных манер среди новообращённых. Но разумные доводы имеют столь же силы, что и любезные увещевания. Случились и другие, чрезвычайно важные события, связанные с этим злом. Движимый духовным рвением монсеньор прелат отлучил от Церкви некоторых, кто торговал этим товаром. Но даже этот гром среди ясного неба не помог им осознать творимое ими зло. Они сказали, что Церковь не должна вмешиваться в дела торговли. Прелат же, видя какой оборот принимает дело, отправился во Францию, чтобы найти управу на лихоимцев, чьи помыслы приносят столько бед. Он едва не умер, переживая эту трагедию, он весь высох от горя. Я думаю, что, если он не сумеет добиться своего, он не вернётся, а это будет невосполнимой потерей для нашей Новой Церкви и для всех живущих здесь французов. Он всего себя отдаёт во служение им и я бы сказала кратко, что в этом он подобен святым. Я прошу вас молиться за него и молить Всевышнего, чтобы он решил это такое важное дело и вернул нам нашего преподобного прелата, настоящего пастыря наших душ, жмущихся к нему.
Вы видете, что всё моё письмо говорит только о деле, тяготящем моё сердце, ибо вижу я, как бесчестится Имя Божие, как презирается Церковь Его и в какой опасности потерять Его благословение находятся души. В других письмах я отвечу на ваши.»
Можно было бы сказать, что Мария Воплощения была любящей матерью, но наше светское воспитание мешает нам. С другой стороны, мы не может судить по одному письму, выбранному только потому, что оно было относительно кратким. В других письмах она отвечает и мудро и просвещённо на просьбы сына посоветовать, как быть в той или иной ситуации. Их разделял океан, но соединяла одна вера, одна любовь к Создателю, что позволило им поддерживать переписку на протяжении тридцати с лишним лет. Это по настоянию сына, Мария Воплощения напишет заново историю своего служения Богу, после пожара в монастыре, где она была уже настоятельницей в 1651 году. Писала она по ночам, другого времени у неё не было, а рано утром она уже была с послушницами на первой утренней молитве и на мессе.
Мария Воплощения занимает достойное место в нашей антологии как мастер эпистолярного жанра. Вот только для неё письма не были «жанром», а были местом раздумий и откровений, исповедальней и часовней. Их достоинство (и, одновременно, недостаток) в их спонтанности. Хочется привести выдержку из одного из последних, написанного 30 июля 1669 года, её писем сыну.
« Мой дорогой сын,
Корабль из Франции прибыл в наш порт в конце июня и с тех пор больше не было. Этот корабль привёз нам известия от вас, что позволило мне ещё раз возблагодарить Господа за Его милосердие и к вам, и ко мне. Самая моя большая радость в жизни – размышлять об этом. И я вижу, что и вам это близко, что и вас это трогает и помогает вам. Чувствуете ли вы радость и довольство от того, что я оставила вас на Его попечение, чтобы вы были ведомы Его любовью? Нашли вы в том благость, которую невозможно оценить вполне? Знайте же, я повторю это ещё раз, что будучи вдали от вас, я хороню себя заживо, что только Дух Святой, неизъяснимый в нежности, которую я испытываю по отношению к вам, не позволяет мне отчаиваться, думая о том, что я сделала: но так надо было, надо было пройти через это, не раздумывая, подчиниться Его воле. Иначе природа человеческая не позволила бы мне, матери, отказаться от собственного дитя. Мне казалось тогда, что покидая вас в таком юном возрасте, я предаю вас в руки людей, чья вера может быть не достаточно сильна, что они могут воспитать вас без любви к Всевышнему, а это было бы большей бедой, чем даже моя разлука с вами, кого сама я хотела воспитать в Духе Господнем (...) Этот Дух Святой, видя мои терзанья, был безжалостен к моим чувствам, говоря мне в сердце моём: « Живо, время уходит, нельзя медлить, тебе не хватит жизни, чтобы исполнить предназначенное тебе».»
Тридцать три года Мария Воплощения участвовала в неустанном труде по созданию французской колонии на американском континенте. Её письма повествуют об упорстве французов, их победах и поражениях, о её убеждённости в правоте Святого Духа, приведшего её в Канаду.
Перед смертью она в письме к сыну пересмотрела всю свою жизнь и теперь мы можем убедиться в том, насколько полной и счастливой жизнью она жила: Господь являлся ей, Он указал ей путь, и то, что она сделала для ордена урсулинов – неоценимо. Её сын стал вестником её славы. Он тоже прошёл путь от послушника в монастыре бенедектинцев до настоятеля монастыря, а потом стал одним из советников Папы римского. Известия об этом наполняли счастьем сердце Марии Воплощения и последними её словами были слова, обращённые к сыну: «Скажите ему, что я сохранила его в сердце своём».
20 июня 1980 года, пока в Москве шла Олимпиада, Папа Иоанн-Павел второй причислил её к лику блаженных, а теперешний Папа римский Франсуа в 2014 году – к лику святых. Останки Марии Восхищения покоятся в монастыре Старого Квебека, а её могила стала местом паломничества. Есть и музей святой Марии Восхищения, там же в Квебеке, в старом городе.


[1] Тебя, Бога, хвалим


Об антологиях квебекской литературы

(Продолжение, начало Квебекские тетради №1-2)
Что же удивительного в том, что многие авторы считают, что по-настоящему квебекская литература началась вместе с осознанием своей «особенности» тех франко-канадцев, которые уже перестали воспринимать Францию, как свою колыбель. Многие десятилетия британского владычества отвратили жителей провинции от Франции, о которой было известно только, что королевская власть перестала существовать, что теперь там республика, беспорядки, а то вдруг – империя! Наполеон .., что этой стране нет дела до Новой Франции и поэтому надо самим позаботиться о своём будущем.
Поэзия – удобный жанр для формирования национального самосознания: стихи легко заучиваются наизусть и передаются изустно, поддерживая таким образом устную народную традицию. Можно утверждать, что вторая половина 19 века в Квебеке стала своего рода «золотым» временем квебекской поэзии. Серж Провенше говорит о Памфиле ЛеМейе, Вайнман и Шамберлан предлагают вниманию учащихся отрывки из произведений Луи Фрешетта и Октава Кремази, Мишель Лорэн добавляет в этот список стихотворение Антуана Жерэн-Лажуа. Напомним, что мы рассматриваем пока только учебные антологии, т.е. сознательно ограничивающие круг авторов только самыми известными, которые кроме того вписываются в рамки течения, обозначенного как патриотический романтизм. Исключение составляет только Юдор Эвантюрель, своего рода предшественник Неллигана, который писал от первого лица и в основном о своих переживаниях, но в духе романтизма, в духе своего времени.
Проза того времени представлена в антологии Мишеля Лорэна произведениями журналистов и речами политических деятелей, в частности: Пьер-Жорж Буше де Бушервиль, принимавший участие в востании Патриотов, Мари-Тома Шевалье де Лоримье (его политическое завещание), повешен в 1839 году, как один из зачинщиков бунта, журналисты и полемисты Луи-Антуан Десоль, Жюль-Поль Тардивель и Артюр Бюи, Патрис Лакомб, автор единственного романа (Отцовская земля), который, однако, стал отправной точкой для целого движения почвенников,  а также Анри-Раймон Касгрэн, один из вдохновителей всего литературного процесса второй половины 19 века в Квебеке.
 Другие три учебные антологии добавляют к этому списку имена Шово, Лоры Конан и  Филиппа Обера де Гаспе отца, который тоже был брошен в тюрьму по делу Патриотов. Все учебные антологии упоминают Франсуа-Кзавье Гарно, историка и журналиста, как вдохновителя патриотической литературы, а его многотомную Историю Канады – как ответ на рапорт лорда Дюрхама.
Таким образом, мы можем подвести промежуточный итог. Все рассматриваемые нами учебные антологии говорят об истоках, называя французов, побывавших или поселившихся в Новой Франции, говорят об устном народном творчестве, в связи с завоеванием Новой Франции британцами, говорят о влиянии католической церкви, позволившей сохранить французский язык в Квебеке, говорят о журнализме и ораторском искусстве, которые определили национально-патриотическое и романтическое направление в литературе Квебека 19 века, а это направление связывается с почвенничеством (мы могли бы сравнить это литературное течение с народничеством в русской литературе второй половины 19 века).
Другими словами, авторы антологий более или менее согласны с тем, что происходило в литературе Квебека до 1860 года, когда литературы, как таковой, практически не было; так, отдельные произведения в основном социально ангажированные. Дальнейшие события трактуются составителями учебных антологий по-разному. Но об этом мы поговорим в следующих номерах блога.

No comments:

Post a Comment